Одним из самых значительных памятников христианского мировосприятия времени является "Слово о законе и благодати" [1], написанное митрополитом Илларионом между 1037-1050 гг. Этому произведению русской литературы посвящена значительная историография [2]. Изучение курса древнерусской литературы начинается именно с него.
Это связанно, прежде всего, с личностью главы русской православной церкви и обстоятельствами его утверждения на первосвятительской кафедре. Георгий Вернадский в своей Русской истории характеризует автора "Слова" следующим образом.
"В годы правления Ярослава в русской церкви появился выдающийся руководитель - Илларион, первый митрополит русский по происхождению (1051 г.). Еще в молодости Илларион сам выкопал себе пещеру в холме неподалеку от Киева для духовных размышлений. Поэтому он может считаться основателем Киево-Печерского монастыря" [3].
Политическую составляющую личности митрополита отмечает и Т. Черторицкая [4]. По её мнению "Ярославу были нужны помощники и среди высших церковных иерархов. И тогда, князь в 1035-1036 гг. единовластно делает новгородским епископом Луку Жидяту, а в 1051 г. сам, нарушая права Константинопольской патриархии, ставит во главе Киевской митрополии Иллариона. Два русских человека впервые получили высшие церковные должности, которые до сих пор были только у греков, два писателя и оратора с интересными личными и литературными судьбами" [5].
Автор делает вывод.
<Слово о Законе и Благодати> - это своего рода политическая декларация, подчеркнуто полемическое прославление Русской земли, это строчное развитие единой патриотической концепции - независимости Руси от Византии, ее равнопра-вия со всеми христианскими странами. Обращаясь к прошлому, оратор имеет в виду живую современность, национальные интересы Киевской Руси. В <слове> воздается хвала Владимиру Святославичу, его сыну - Ярославу Мудрому, продолжившему дело отца, жене и детям Ярослава, его славным делам, благовествующим о будущем, о еще большом величии Русской земли. В заключительной части <слова> похвала переносится на конкретно-историческое событие - завершение постройки оборонных сооружений в круг Киева - <стольного града>, <могучего града> [6].
Политический аспект деятельности митрополита Иллариона является ведущим в отечественной историографии. Это тот достаточно редкий случай, когда взгляды на историческую личность у советских ученых и эмигрантов совпал. Тем не менее, <Слово> вызывает неподдельный интерес у современных исследователей. Связанно это с активной антииудейской полемикой митрополита. Современный интерпретатор видит, прежде всего, высказывания типа
Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Они же называли Его лжецом, и от блуда рожденным, и (силою) Вельзевула бесов изгоняющим. Христос слепых у них сделал зрячими, прокаженных очистил, согбенных выпрямил, бесноватых исцелил, расслабленных укрепил, мертвых воскресил. Они же, как злодея, мучили (Его), пригвоздив ко Кресту. И потому пришел на них гнев Божий, смертельный.
Между тем <Слово> является памятником мировосприятия, отражающим период ученичества, период заимствования христианского вероучения и осмысления нового миропорядка. Илларион, действительно первый русский митрополит, очень остро чувствует тот конфликт между старым и новым. Он не грек, для него новообращенная паства является родной своей. Он сам является новообращенным, мыслящим христианином. Сама подвижническая деятельность для него это способ указать заблудшим овцам путь Истины, и благодатного спасения. Где истина является Господом нашим Иисусом Христом. Слово было произнесено Илларионом на Пасху и, поэтому, вполне естественно, выглядит соотнесение ветхого и нового заветов, иудейства с христианством.
Моисеев закон, ветхий завет, чем-то сродни для Иллариона с русским язычеством. Он закономерен, но является лишь ступенью для более высокого христианского духовного откровения, приводящего к вечной жизни. Здесь наблюдается прямое отождествление реальной исторической ситуации в Руси с христианской моделью мировосприятия. Если здесь было язычество, то лишь потому, что время благодати и истины, то есть Иисуса Христа, еще не наступило. В этом плане Русь не была уникальной, изначально на всех народах был Закон, а лишь затем наступила Благодать и Истина. Сам ветхозаветный сюжет об Измаиле и Исааке, взятый Илларионом из книги Бытие, призван показать степень духовного роста от низшего закона, до высшей Благодати и Истины, ведущей к нетленной жизни. Временное язычество было допущено лишь волей божьей, по божьему умыслу, дабы затем дать благодать, через сына своего.
Само восприятие времени в слове Библии, интерпретируется Илларионом в двух аспектах небесном и земном. События идут как бы параллельно, пересекаясь лишь в проявлении деяний господа и его ангелов на земле.
В данном случае благодать выступает как некоторая самостоятельная сила, подобно тому, как Сарра обращается к Аврааму здесь на земле, так и благодать обращается к богу там на небесах. Благодать по Иллариону это сам Иисус Христос, то есть митрополит стремится показать здесь небесный диалог между отцом и сыном, четко ориентированный на предвечное, предвревменное существование сына божьего. В евангелии от Иоанна, широко распространенном на Руси, есть слова, подтверждающие этот догмат.
Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь [7].
Он является одним из основных в христианском вероучении, и не только отражает восприятие мира и бога (Св. Троицы), но и времени. В символе веры, известном митрополиту Иллариону, прямо говорится о предвременной сущности бога отца и сына его.
Илларион с радостью доброго пастыря констатирует, что мы уже не идолослужителе зовемся, но христиани, не еще безнадежници, нъ уповающе въ жизнь вечную. И уже не кашище сътонино съграждаемь, но Христовы церкви зиждемь, уже не закалаемь бесомъ другъ друга, нъ Хрнстосъ за мы закалаемь бываеть и дробимъ въ жертву богу и отьцю. И уже не жертвеныа крове въкушающе погыбаемь, нъ Христовы пречистыа крове въкушающе съпасаемся. Вся страны благыи богъ нашъ, помилова и насъ не презре, въсхоте и спасе ны, и въ разумъ иcтинныи приведе . [8]
Великий князь Владимир и его бабка Ольга, сделавшие Русь христианской страной, сопоставляются митрополитом с Константином Великим и Еленой, так как они утвердили христианскую веру в Риме. Само слово похвала в старославянском языке имеет еще и значение молитвы.
Похвалы - краткие песнопения (тропари, которые поются или читаются за каждым стихом 17-й кафизмы: "Блажена непорочнии" (пс. 118) на утрени в великую субботу, после шестопсалмия и "Бог Господь". Первая похвала: "Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим". Похвалы содержат прославления Господа умершего и погребенного [9]. Похвала Владимиру перекликается с пасхальной литургией и является как бы продолжением богослужения, началом прославления нового великого христианского святого. Тем не менее, в похвале Илларион не выходит за рамки христианского понимания святости. Намекая на страшный суд, владыка, преднамеренно, вводит юридические категории.
Добръ пастухъ, благоверию твоему, о блажениче, святаа церкви святыа богородица Мариа, юже създа на правоверьней основе, идеже и мужьственное твое тело ныне лежит, жида трубы архангельскы. Добръ же зело и веренъ послухъ сынъ твой Георгий, его ж сътвори господь наместника по тебе твоему владычьству [10],
На земле церковь, возведенная Владимиром, является пастырем, проводником, заступником перед Господом всевышним. Сын же кагана Георгий выступит в качестве свидетеля на небесном суде.
Почему же <Слово> было прочитано исследователями в совершенно другом контексте? Именно на этот вопрос дает ответ историко-психологическое исследование. Увидеть патриотизм в современном понимании этого слова в средневековом произведении исследователи смогли лишь, адаптировав данный литературный памятник, под восприятие их эпохи. Они перенесли на митрополита Иллариона свою психологию восприятия патриотизма. Действительно, памятник читали уже великорусы, подданные великой православной империи, занимающей одну шестую часть земли. Первые исследователи <Слова> прочитали его в контексте концепций Москвы третьего Рима, и православия, самодержавия, народности. При таком восприятии Владимир, действительно очень походит на Николая I или Иосифа Сталина, а сама похвала кагану на возвеличивание Русского государства, понимаемого как национальное. Именно эта особенность восприятия заметна у А. В. Карташева, описывающего обстоятельства возведения митрополита следующим образом:
Этого желала и партия националистов, которая знала, что Ярослав сам сын гречанки мечтает о браке своих сыновей с византийскими царевнами, что вскоре (в 1052г.) и осуществилось [11]
Главной же мыслью <слова> по мнению автора, стала война 1043г [12]., и удаление митрополита Феомемпта, [13]
Итак, современное историческое сознание, психологически направлено на отображения концепций <Москва третий Рим>, и <Православие, Самодержавие, Народность. Идея национальной исключительности, всечеловечности России, ее особого пути, отображенные в этих концепциях, показывает саму суть современного русского менталитета. Далеко не случайно, провозглашаемые европейские ценности, не совпадают с внутренними устремлениями носителей народного духа. Поскольку психологически восприятие власти со времен Ивана III в России не изменилось, возникает парадокс совпадения при интерпретации <слова> у всех авторов, будь-то министр временного правительства и крупный деятель русской православной церкви Антон Карташев или советский академик Дмитрий Лихачев. При таком механизме восприятия <Слова о Законе и Благодати>, антииудейская полемика митрополита принимается за антисемитизм и активно используется для пропаганды подобных идей. То, что подобная модель интерпретации устойчиво работает, доказывает тот факт, что полностью <Слово> не напечатано ни в одном академическом издании. Очевидно, составители трудов по древнерусской литературе сами находятся в психологическом плену и прекрасно понимают, как этот великолепный памятник древнерусской литературы будет воспринят современным российским читателем.