Постулат позитивистской науки о существовании "чистых" фактов, которые исследователь может получать вне зависимости от их последующей интерпретации, уже почти преодолен в социогуманитарных науках и постепенно преодолевается в естественных. После работ Витгенштейна, Поппера, Куна, Фейерабенда и других стало ясно, какое большое влияние на научный результат может иметь начальное видение проблемы исследователем, его субъективная система категорий для осмысления реальности. Уже сама постановка задач исследования или планирование эксперимента обусловлена этими психологическими феноменами, а значит сам спектр получаемых фактов и их возможных интерпретаций оказывается в значительной степени предзаданным. Есть старая шутка с глубоким смыслом: классификация животных неправильна хотя бы уже потому, что составлена человеком. Опасность "онтологизации" наших познавательных конструктов, категориальных систем особенно велика в тех случаях, когда мы пытаемся исследовать и описывать сознание и мышление людей ушедших исторических эпох.
В психологии уже полвека (с работ Дж.Келли) существует и успешно развивается направление, исследующее "личностные конструкты", т.е. ту субъективную систему категорий, "мерок", сквозь призму которой конкретный субъект воспринимает, осмысливает и оценивает окружающую реальность. Показаны значительные индивидуальные и групповые различия, которые сказываются на поведении. В современной отечественной психологии в тех ее областях, где стоит задача реконструкции и сравнения сознания различных человеческих групп, успешно работают методы "психосемантики" (В.Ф.Петренко и др.). Все эти исследования способствовали пониманию роли субъективных конструктов (категорий) не только в обыденном, но и в научном познании. Но если сам факт влияния таких конструктов на любого исследователя, и связанные с этим "опасности" уже достаточно осознаны, то конкретные их проявления постоянно будут требовать внимания и осознания. Иногда даже в тех случаях, когда исследователь вроде бы хорошо отрефлексировал свою систему категорий (что в научных публикациях отражается как "анализ основных используемых понятий"), в его тексте остается влияние того, что можно назвать "иллюзией очевидности конструкта".
В частности, речь идет о кажущейся очевидности биполярных конструктов. В обыденном сознании мы привыкли к такой очевидности. Если мы говорим "добрый", то противоположностью будет "злой", если на одном полюсе познавательного конструкта - "общительный", то на другом - "замкнутый" и т.п. Исследования показывают, что в субъективных личностных системах конструктов такая очевидность далеко не всегда оправдывается. В чьем-то индивидуальном сознании оппозицией "доброму" может быть "неверующий", оппозицией "общительному" - "злой", а "красивому" - "толстый". Именно поэтому в экспериментально-психологических исследованиях все чаще испытуемому предлагают шкалы с однополярными конструктами, снижая вероятность навязывания ему чуждой категориальной системы и оставляя свободу домысливания второго полюса.
Если в сравнительном социопсихологическом (в том числе - историко-психологическом) описании исследователь использует конструкт "экстраверсия - интроверсия" (например, в традиционном противопоставлении Запада и Востока), то здесь возникает два вопроса. Каким именно содержанием в данном случае наполняется понятие "экстраверсия"? И откуда нам известно, что в той реальности, которую мы описываем, оппозитом "экстраверсии" была именно "интроверсия" (как мы ее понимаем сегодня). Историк может сослаться на учебники по психологии, подтвердив тем самым "очевидность" термина. Но на самом деле экстраверсия является довольно сложным по составу индивидуальным свойством (это отражено, например, в современной психодиагностической модели "Большая пятерка"), и многое зависит от того, какой из её аспектов берется за основу конструкта. В одном случае сутью эктраверсии мыслится общительность, а в другом склонность "очаровываться внешними объектами"(К.Юнг). Соответственно, изменится противоположный полюс конструкта.
Приведем пример того, каким испытаниям может подвергаться иллюзия "очевидности конструкта". Оппозиция "рациональный - иррациональный" кажется очевидной. Не менее распространено противопоставление "рациональный - эмоциональный". Не только психологу ясно, что это не совсем одно и то же. Более того, я попробую показать, что при описании социопсихологической динамики общественного сознания может оказаться непродуктивным ни первое, ни второе. Каковы, например, описания традиционной русско-советской ментальности в сравнении с ментальностью "западной"? Часто отмечается именно недостаток рациональности. Сравнительные психологические исследования этнических стереотипов и аутостереотипов (см., например, Д.Пибоди, А.Г.Шмелев и др.,1993) показывают, что для русских по сравнению с респондентами из стран Запада характерна меньшая организованность, собранность и способность к рациональному самоконтролю, особенно в ситуациях неофициального общения. Русские сами признают, что здесь сравнение не в их пользу. Жители Москвы в этом исследовании демонстрировали желание скорее покончить с русской разболтанностью, неорганизованностью. Авторы в качестве возможной причины называют преобладание в советское время запретов и отрицательных санкций. В целом же импульсивность, сниженный рациональный контроль свойствен традиционным семейно-патриархальным культурам. Поэтому рост рациональности мышления и поведения часто связывают с урбанизацией и "капитализацией". Но есть важная параллельная тема. Русские считают, что превосходят европейцев по доброте, способности к сопереживанию, по коллективизму, и это воспринимается как важная утешительная компенсация. "Мы не такие организованные и деловитые, но зато добрые и душевные". Сравнительные психосемантические исследования показывают: значимость этих последних качеств в сознании русских действительно выше, чем в сознании европейских народов.
Интенсивно идущий процесс урбанизации и капитализации уже привел к изменениям в сознании жителей российских столиц. По "рациональности" догоняем Запад. Одновременно растет индивидуализм и ожесточение по отношению к себе подобным. Так между рациональностью и "душевностью" в сознании людей (по крайней мере в провинции) возникает отрицательная взаимосвязь. Двигаясь по пути урбанистического Запада, мы придем к увеличению рациональности поведения и мышления, но растеряем свои "семейно-патриархальные", "деревенские" доброжелательность и коллективизм. Независимо от того, насколько такое опасение оправдано, оно существует как факт сознания. Получается, что в данных условиях адекватным оппозитным полюсом "рациональности" в данном конструкте является не иррациональность и не эмоциональность (чаще всего понимаемая просто как легкость возникновения любых эмоций и/или их сила), а "душевность", способность к сопереживанию другому. Попутно заметим, что иррациональность может сосуществовать с рациональностью. Для крупных городов сегодня характерно сочетание крайнего рационализма в отношениях с самыми дикими суевериями, мистическими культами и т.п. В Москве поражает расцвет бизнеса "магов" и "ясновидящих", а тексты их рекламных объявлений в газетах (эти тексты хорошо отражают ментальность массового потребителя, поскольку на нее ориентированы), заставляют забыть, что мы находимся в центре российской культуры и науки. В провинции это пока проявляется меньше, сохранилось больше здравого смысла, и сознание не столь "разорвано".
Таким образом, требуется осторожность в использовании познавательных конструктов и специальная рефлексия для предотвращения иллюзии их очевидности.