Основной составляющей теории крестьянского хозяйства является категория "выживания" (оборона от посягательств на жизненные интересы крестьян- потребительские, демографические, духовные). Идеи этой теории были сформулированы еще в первой четверти 20 века в трудах ученых организационно- производственной школы, прежде всего А.В. Чаянова. (1) В послевоенные годы идеи "выживания", а если возможно, обозначим их термином "психология выживания", проявились в социальных (не насильственных) формах протеста колхозников против внеэкономического принуждения государством. Эти процессы в 1990-е гг. активно исследуются историками.(2).
Великая Отечественная война, жестко вмешавшись в судьбу каждого человека, во многом изменила психологический портрет послевоенного советского общества. Фронтовики, освобождавшие Отечество, страны Европы, не только почувствовали себя победителями, но и увидели быт крестьян и горожан за границей, во многом отличный от жизни на Родине. В настроении крестьян появились аспекты, которые возможно исследовать, используя теорию психологии крестьянства ("выживания") в сложных социально- экономических условиях восстановительного периода. Пережив страшную войну, большинство думало так: "Ничего, все перетерпим, подтянем потуже пояски, лишь бы не было войны". Однако, в то же время демобилизованные фронтовики-крестьяне надеялись, что победителям дадут "поблажки"- колхозы распустят, наступит либерализация режима. Но произошел обратный процесс- станичников заставили вернуть в колхозы землю, скот, технику, "разбазаренные" во время войны. Правительство в период хлебозаготовок 1946 г., намереваясь отменить карточную систему, принудило колхозы сдавать не только плановые заготовки зерна, но и дополнительный план из личных запасов крестьян. Для Кубани он был равен 4 млн. пудов хлеба. Сдача зерна по дополнительному плану шла напряженно и трудно. Многие председатели саботировали эту дополнительную норму, так как колхозы рассчитались с государством по основному плану. Вместе с тем имелось сопротивление колхозников этой акции, которую они считали несправедливой. Наотрез отказался сдавать зерно из личных запасов бывший секретарь парторганизации колхоза "Коминтерн" Лабинского района.(3) В колхозе Красно- Таманской Армии Крымского района сдачу хлеба зимой 1946 г. авансом за счет натурпоставок 1947 г. бригада трактористов расценила как нежелание председателя колхоза отстаивать интересы колхозников и открыто выступили на колхозном собрании. За агитацию против сдачи хлеба бригадир был снят с работы и исключен из партии.(4) Однако сам факт отнюдь не робкого поведения колхозников говорит о проявлении достоинства и о понимании своего права, которое необходимо отстаивать и защищать. На совещании партактива Белоглинского района по поводу неудовлетворительных темпов хлебозаготовок 1947 г. председатель колхоза "Им. 17 партсъезда" эмоционально выразил свое мнение следующими словами:" Директор Кулешовской МТС не знает наших колхозников, потому что с ними не работает. В его понимании- все враги народа. А наш народ с честью защищал Родину в дни войны. И сейчас: кто 1800 га колосовых прополол? Кто скосил вручную колосков 278 кг и тяглом 766 га! - Вот что сделали наши колхозники. Не колхозники плохие, а мы с вами не работаем с ними". (5)
В послевоенный период в сельском хозяйстве усилился налоговый нажим (в виде обязательных поставок сельхозпродукции, скупаемой государством по мизерным ценам, и денежного сельскохозяйственного налога, повысившегося в 1948 г. на 30%, а в 1952 г. распространенного и на трудодни колхозников, чего не делалось даже в годы войны).(6) Недоимки по поставкам сельхозпродукции не списывались, а переходили на следующий год; суды взыскивали по ним штрафы или описывали в пользу государства крестьянское имущество.
Народное недовольство и протест против таких радикальных действий власти крестьяне выражали жалобами в различные инстанции, которые являются ценным источником для составления психологического облика колхозника того времени. Обходчик железной дороги Лысов С.Е.(из Кагановического с/совета), отец семерых детей, обратился с письмом в газету "Гудок": "Жизнь моя на зарплату 450 руб. очень трудная. Дети все спят на холодном полу, постели нету. Все живем в одной холодной комнате. Что я имею с хозяйства? Одна старая без зубов корова, и больше нет ничего. Земли всего 0,15 га, где набрали кукурузы 8 чувалов в кочанах. Уже доедаем ее.Налог-482 руб., сроки уплаты истекают. Скоро придут описывать корову".(7) Появились жалобы, в которых звучат не только мольбы о помощи, но и гневное возмущение несправедливостью проведения налоговой политики. Порфирьева В.Н. из Ново-Кубанского района написала письмо Сталину И.В., приведем фрагмент: "Отец погиб на войне, мать не смогла выплатить налог, так как находится в нищенском положении с3 детьми, вечно голодными и босыми. Мать в колхозе отрабатывает принудительно, хотя несправедливо, но с этим еще можно мириться. Но взять корову за налог, мучить гражданку с 3 детьми, конфисковывать последнюю подушку- это уже неприемлемо для страны победившего социализма. Мне жаль бедную мать. Я учусь в Учительском институте в Армавире, не могу же я бросить его, чтобы идти зарабатывать налог. Думаю, что воспитывать детей в коммунистическом духе- гораздо высшая идея, и я хочу ее осуществить. Но мне не дают возможности грубые, наживающиеся всяким образом налоговые агенты".Ответ из Ново-Кубанского райисполкома звучал привычно: начисление госпоставок и с/х налога произведены правильно.(8)
Вдовенко Ф.В. из Первомайского с/совета Майкопского района также уповала на то, что Сталин, "вождь всех народов", поможет ее семье. Она писала: "Мужа проводила в армию в 1941, он погиб. Погиб сын, снайпер. Другой- в армии с1943. В семье осталось 6 детей. Немцы все хозяйство мое разорили. Сердце надорвалось, я заболела. В июне 1949 мне дали инвалидность 3 группы, перевели в колхозе на облегченную работу. Тут же обложили непосильными налогами. Они пришли, подсчитали моих овец, корову- все описали. Вызвали в с/совет, отобрали книжку и стали считать, сколько я получаю денег за 7 детей. Кричали, что "ты грабишь государство, где мы тебе возьмем столько денег" и выгнали из с\совета. Еще председатель сказал, что "снимем с учебы в техникуме твоего сына и погоним работать в колхоз вместо тебя". Я горько заплакала, пошла в техникум. От слез не видела камней под ногами. Директор техникума мне сказал, что если бы мой сын учился плохо, то его бы сняли сами. Но мой сын- герой учебы, имеет похвальные грамоты. Пришла домой, а председатель выгнал моих детей на работу, хотя они в школе сдавали экзамены. Я на утро отвела корову на базар и продала за 500 руб. Деньги отнесла в с/совет и уплатила часть налога. Дальше не знаю, чем жить, чем налог доплачивать?"(9)
В Крымском районе имелись факты, когда станичники отказывались принимать обязательства на поставку мяса и молока от налоговых агентов. Многие открыто высказывали недовольство уполномоченным министерства заготовок, заявляя : "Платить нечем, платить не будем, судите сразу".(10)
Одной из важнейших форм борьбы за выживание колхозников было уклонение от обязательных повинностей. В 1946 г. 47 колхозов Кубани не выдали колхозникам ни одного грамма зерна на трудодни,12- не заплатили ни одной копейки.(11) Указанные обстоятельства вынуждали крестьян больше времени уделять не общественному хозяйству, а личному приусадебному участку, продукцией которого кормилась семья. В целом по краю каждый девятый не вырабатывал установленную норму трудодней. (12) В соответствии с Указом Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 г. "О выселении в отдаленные районы страны лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни" невыполнение минимума трудодней каралась по решению общего собрания колхозников 8 годами ссылки. По нашим предварительным подсчетам в 1948 г. из 13 районов края были выселены около 200 человек, к 1952 г. - 575 человек. Как правило, выбирались люди, незащищенные социально, те, за которых особенно не заступятся. Это были фронтовики, еще не успевшие адаптироваться после демобилизации, вдовы, молодежь, единоличники. Так Еремеев М.В. фронтовик, трижды раненый, кавалер Ордена Красного Знамени оказался "чужаком" в Подкущевском сельском Совете. 1 марта 1947 г. приехал он по приглашению председателя колхоза работать шофером. Но председателя сняли с работы. Вот и работал Еремеев разнорабочим: то крышу крыл кровлей, то сено косил. "А когда в колхозе стал падать скот с голоду, тогда председатель стал искать виновных". 13июля 1948 г. Еремеева выслали.(13)
Уклонения крестьян от выплаты денег на государственные займы восстановления и развития народного хозяйства СССР, которые зачастую носили принудительный характер, также являлись своеобразным социальным протестом колхозников. Например, в Абинском райкоме в 1947 г. поднимался вопрос о плохой подписке на заем в Шапсугском сельском совете. Звеньевая колхоза Лядская наотрез отказалась от подписки, совершенно не поддавалась убеждениям руководителей. (14).
Из-за трудностей с пропитанием из колхозов и МТС усилилась текучесть колхозников, кузнецов, слесарей. Они покидали колхозы и искали работу в городах, восстанавливали промышленные предприятия. Этот процесс объяснялся психологией "выживания"- ведь в городах рабочим давали хлебные карточки. Например, колхозах Верхне- Баканского района были массовые исключения из колхозов за то, что колхозники уходили на заработки на цементные заводы. Так как, несмотря на то, что Верхне- Баканский район в 1944-1947 гг. был освобожден от обязательных поставок сельхозпродукции (как наиболее пострадавший от оккупации), колхозники в 1946 г. получили в среднем на трудодни всего по 45 г. зерна, а денежной оплаты и вовсе не получили.(15)
Таким образом, социальный протест крестьянства трактуется в данной статье как несогласие крестьянского сообщества с государственной политикой и конкретными мероприятиями власти в первые послевоенные годы. Особенности жизни и психологии крестьян (близость к природе, ритмичность жизненного уклада) обусловили специфическую природу повседневного сопротивления, которое, как правило, в указанный период было пассивным, скорее эмоциональным, и не предполагало открытого обращения к насилию.