Профессионализация историко-психологического знания, его перевод с уровня теоретико-методологического обобщения на уровень конкретно-исторического исследования требует известной трансформации не только принципов исследования, но и самих представлений об изучаемых явлениях и процессах. Это выдвигает на первый план проблемы источниковедения историко-культурного исследования. С проблемами источниковедения связаны такие "вечные" вопросы научного исследования как природа и статус исторического факта, а также степень достоверности и доказательности научных реконструкций. Историко-психологическая проблематика заставляет ученых по-новому осмысливать само понятие "текст", на котором держится историческое источниковедение. Междисциплинарность методов изучения историко-психологических проблем делает источниковедческие наблюдения особенно актуальными.
Историко-психологическое знание пришло в историческую науку стихийно. Историк вынужден был обращаться к нему, повинуясь внутренней логике развития науки. Начиная осмысливать историко-психологические явления в категориальном плане, историк оказывается перед необходимостью менять логику научного рассуждения и осваивать или создавать заново целую систему понятий. Знания об исторической психологии вступают в известное противоречие со стереотипами позитивистски понимаемой истории, поскольку рядом с фактом, воспринимаемым как конкретное событие с физически измеряемыми параметрами (временнaя и пространственная локализация, конкретность участников, документализация его течения и результатов, пролонгированное отражение в последующих событиях), они ставят такие явления как эмоции, чувства, когнитивные модели и ментальные структуры, сознательная или неосознанная мотивация поступков, особенности их восприятия современниками и потомками. Почти сто двадцать лет потребовалось науке, чтобы определить, что представляют собою эти явления. Теперь стоит задача их конкретизации на уровне отражения непосредственно в текстах исторических источников. Настала очередь историка-практика ответить на вопрос, что и как надлежит изучать для получения научно обоснованного и верифицируемого знания об историко-психологических явлениях и процессах, имеющих конкретную временнyю и пространственную локализацию, конкретных носителей и проявляющихся в реальных результатах и последствиях. Задачи, стоящие сегодня перед историческим источниковедением, сродни тем, что волнуют современных социологов. Их обращение к внутреннему миру человека, к психологии и социологии личности немедленно поставило вопрос о необходимости адекватного инструментария для анализа духовной культуры и "интерсубъективного" измерения человеческого существования. Для создания необходимой операциональной системы им пришлось обращаться к таким категориям как дополнительность, неопределенность, случайность, неустойчивость, целостность и т. п. . Сходные проблемы ставит перед историческим источниковедением современное историческое моделирование . А интерес, который современное социогуманитарное знание проявляет к психологии познания, заставляет по-новому переосмысливать ключевые понятия самого процесса исторического исследования. На пути поисков новых методов и смыслов исторических реконструкций постмодернизм с его понятийной неопределенностью и любовью к игре и символам становится лишь одной из остановок, позволяющей исследователю получить короткую передышку на пути к реальным способам научного синтеза.
Историко-психологическое исследование требует системного подхода. Применение принципов системного анализа в отечественном историческом исследовании - не новость. Опыт накапливается с "Истории России с древнейших времен" С.М.Соловьева. Исследовательская проблема появляется с необходимостью перевести принцип осмысления накопленного материала в исследовательский алгоритм, приложимый к материалам конкретных источников. Создание серии приемов и методов обработки данных конкретных источников для последующего моделирования хотя бы одного простейшего звена динамики индивидуального сознания в его социокультурной активности и превращении в компонент массового сознания невозможно на базе средств любой замкнутой отрасли науки. Источниковедение обеспечивает истории возможность развиваться по принципу открытой системы. Оно расширяет методологическую основу истории за счет междисциплинарной кооперации и поглощения опыта других областей научных знаний. Поиск алгоритма перевода принципов системного исследования в практику обработки материалов конкретных источниковых текстов и является основной методологической задачей источниковедения историко-психологического исследования.
Еще в конце 1970-х гг. я попробовала использовать в качестве источника для получения сведений о психологии прошлого не отдельно взятые источники, а источниковый вид (мемуарную литературу) . Такая концепцию моделирования историко-психологических явлений и процессов явилась отражением тяготения исследователей к системному восприятию историко-культурных феноменов. Для начальных фаз системного изучения объектов такого плана характерна своеобразная "матричность" рационализированных представлений о них. Первоначальная "матричность" научных моделей, по-видимому, связана и с неразработанностью понятийно-терминологического аппарата, не преодоленной и по сегодняшний день, и с малоизученными особенностями осмысления системных взаимосвязей, которые со временем будут объяснены и представлены иерархией профессионализации системного изучения сознания и культуры. В современной исторической, социологической и психологической литературе примеры "матричного" описания культуры не единичны. Их можно встретить в очень разноплановых и разномасштабных исследованиях . Модель функционирования индивидуального сознания в социокультурном контексте, созданная в монографии "Мемуары и российское дворянство" , тоже удалось подать лишь в "матричной" форме. Изменение ее визуального образа зависит от научных представлений об уровнях ментальных процессов, создаваемых современной психологической наукой.
Особенности междисциплинарной кооперации придают особый статус методам социальной и исторической психологии в историко-культурном исследовании. Историк сталкивается с иными задачами, чем психолог. И нередко термины и построения, заимствованные из других наук, не используются им "напрямую", а активизируют ассоциативное мышление, играют роль толчка к поискам собственно исторических средств исследования и способов подхода к поставленным проблемам.
Проблемы междисциплинарного взаимодействия заняли особое место в исторических и историко-культурных исследованиях 1960-1970-х гг. Тогда же социально-психологическая наука существенно обогатила современные представления о закономерностях формирования и функционирования социально-психологических явлений и процессов, их роли в различных областях социальной деятельности и духовной жизни общества. Использование методов социологии и психологии показало, что междисциплинарная кооперация заставляет историков столкнуться с такой специфической проблемой, как их приспособление к нуждам и возможностям историко-культурного исследования. Его временнaя отдаленность далеко не всегда позволяла использовать экспериментальные методы, столь эффективные, скажем, в социальной психологии, ориентированной на изучение потребностей современного общества и живущих в нем людей. Не актуальной для историков является и проблема психокорректировки, ради которой и строится любое психологическое исследование, включая фундаментальное. В то же время историк, как правило, имеет в своем распоряжении огромные массивы данных, складывавшиеся веками. Психологу о таких залежах информации приходится только мечтать. Обрабатывать же этот материал можно лишь с учетом специфики его формирования. Эффективными при этом оказываются методы собственно исторические. Попадая в ткань историко-культурного исследования, социопсихологические методы теряют свою самостоятельность. Они как бы растворяются в методах исторического исследования, приобретая свойства, отсутствующие в них как в методах собственно психологических. Воспринимая их, как и все новое и современное в методах познания, историческая наука интерпретирует заимствованные технологии для обогащения и совершенствования своих собственных исследовательских приемов. Освоение достижений социопсихологических исследований - один из путей совершенствования инструментария современного исторического исследования. Осознание этого обстоятельства пришло к российским ученым во второй трети ХХ в. . В конце ХХ в. потребность в междисциплинарной кооперации увеличивается. Социальная история, заявившая о своем превращении в особую дисциплину, делает междисциплинарный подход своей методологией . О желательности междисциплинарной кооперации заявляют специалисты по гендерным исследованиям . О междисциплинарности своего подхода к реконструкции исторических явлений пишут историки, пытающиеся конституировать персональную историю в отечественной историографии .
Историко-психологическое знание нередко становится той лакмусовой бумажкой, которая проявляет глубину изменений, происходящих в современном историческом познании. Один из последних примеров - материалы международной научной конференции по исторической психологии, недавно проведенной в Петербурге . Самое трудное для историка - осознать, что объективным историческим фактом может быть не только событие, но и мысль. Идеальная (в наш компьютерный век хочется сказать - виртуальная) природа мыслительных процессов перестает смущать историка, как только удается найти те характеристики, которые придают данному объекту характер исторический. Стоит привязать мысль к конкретному носителю и культурному контексту с конкретными пространственными и временными характеристиками, как сомнения в способности данного виртуального объекта к материализации исчезают. Мы начинаем обращаться с ним как с конкретной исторической реалией. Мысль становится для историка научным фактом и материалом для научного моделирования. Историко-психологическое исследование предлагает конкретный исследовательский алгоритм, позволяющий историку обращаться с мыслью, идеей, чувством как с историческими фактами, имеющими материальное воплощение.
Во второй половине 1980-1990-х гг. в историко-культурных исследованиях преобладают возрожденческие тенденции, возвращающие в науку пыляевское наследие и историю предпринимательства, повышающие статус историко-краеведческих и историографических исследований. Журнальные статьи 1980-1990-х гг. отражают рост исследовательского интереса к проблемам восприятия людьми себя и других. В этих материалах отразился интерес к состояниям психологии прошедших эпох или сложившихся социальных групп, желание осмыслить с психологической точки зрения влияние военных конфликтов на психологию людей, попытки понять особенности текстов, дошедших до нашего времени. Показателен чисто источниковедческий интерес к тексту, все чаще возникающий в исследованиях психологов под влиянием тяготения к историко-психологической проблематике. Психологов больше занимают проблемы регуляции и саморегуляции поведения личности, историков - описание состояния конкретных групп и исторических лиц. И тех и других начинает привлекать проблема идентичности. Психологов притягивает специфика образного мышления и его влияние на восприятие окружающего, историков - проблема архетипов, смысловая природа знака и его власть над индивидуальным и массовым сознанием.
Несколько слов об особенностях психологии взаимоотношений историков и психологов, об обоюдном росте уровня профессионализации навыков междисциплинарной кооперации. Еще совсем недавно, вплоть до конца 1980-х гг., историков смущали не слишком понятные термины и ощущение непозволительности вторжения в "святая святых" - сознание и даже подсознание личности , а психологам мешали историческая канва и непривычно жесткая для них "привязка" психологических явлений не к физиологии и биохимии организма, а к социальным процессам. Позже, с развитием историко-культурных исследований, база для объединения историков и психологов стала надежнее, понимать друг друга стало легче. Более того, появились психологи, профессионально работающие в области исторического исследования (В.А.Шкуратов, А.Эткинд, А.Г. Асмолов), и историки и слависты, уверенно чувствующие себя в сфере психоанализа и историко-психологического описания (И.А.Паперно, О.В.Буховец, Е.Н.Марасинова и др.). Заметное место среди исторических сочинений стала занимать психоистория. В ее становлении можно выделить как минимум два пласта - 1)осмысление научного опыта, накопленного американской психоисторией (французские варианты исторического анализа экзистенциального опыта человеческого существования историкам второй половины 1990-х гг. кажутся недостаточно научными); 2) претендующие на научность и историчность, как правило, многословные, нередко многотомные писания авторов, придающих вселенские масштабы собственным комплексам переживаний и неврозов. К работам первого плана следует отнести монографию О.М.Шутовой "Психоистория: Школы и методы" (Минск, 1997). Желающие познакомиться с многотомниками другого рода, могут посмотреть "Катарсисы" А.Меняйлова (в 2 т. Т. 1: Катарсис: Подноготная любви. Психоаналитическая эпопея. М., 1997; Т. 2: Катарсис-2: Россия: Подноготная любви. Психоанализ великой борьбы. М., 1999). Такие труды показывают результаты прямого проектирования понятий и методов психоанализа личности на исторические события. Историко-психологическая ипостась социогуманитарного познания стала занимать существенное место в переосмыслении социальной истории, в развитии гендерных исследований, истории детства, исторической урбанистики, микросоциологии, этнопсихологии и массе других "гибридных", по определению Л.П.Репиной, дисциплин, появившихся в результате попыток современной науки выйти из кризиса классического социогуманитарного знания.
Освоение понятия идентичности и навыков психоистории помогли отметить принципы рационального взаимодействия истории и психологии на уровне междисциплинарной кооперации. В психологии, например, существует несколько разделов, связанных с изучением проблемы идентичности. Психологи накопили богатейший материал по идентичности и идентификациям, но его практически бесполезно предлагать историкам в качестве основы для создания понятийного аппарата историко-психологического исследования: историку, почти всегда имеющему дело с конечным результатом деяний творчески зрелой личности, трудно увидеть в возрастных переходах младенчества и детства аналогии с поступками взрослого человека. В контексте исторического исследования понятие, разработанное психологией, видоизменяется. Оно может терять узко прикладное содержание и расширяться (например, за счет введения в оборот понятия о коллективных или социокультурных формах идентичности). Теряя в конкретике по сравнению со специально-психологической терминологией, понятийный аппарат историко-психологического исследования становится логически более емким. Под историко-психологические понятия подводятся явления более разнородные, чем под собственно психологические. Например, когда психолог говорит об архетипе, он обычно имеет в виду классическую юнговскую характеристику вытесненного бессознательного, характеризующего психологию коллектива, реже - личности. Исторический материал преображает само понятие архетипа, сообщает ему качества некоей универсальной культурологической модели, задающей свойства психологии личности и "программирующей" ее поступки, а то и направление творчества. Ее вытесненность или осознанное отношение личности к такой модели становится мерилом представления человека о собственном "я" и окружающих людях. То есть историк может использовать отношение индивидуума к архетипам как шкалу, характеризующую изменения личностной организации на протяжении периодов, намного превышающих по продолжительности время одной человеческой жизни. Психолога в архетипе интересует устойчивость и практическая неизменность. Историка - соотношение относительной устойчивости с признаками изменений.
1980-1990 гг. - время освоения принципов системности не только в истории, но и в психологии. Рядом с классической психологией появляется психология органическая. Ее интересует не столько физиология психической деятельности, сколько ее взаимодействие с социокультурными факторами. Происходит сближение понимания системности в истории и в психологии, что дает более развернутое представление о природе исторического знания и исторических источников.
Материал, связанный с развитием историко-психологического знания, сложившийся в последней трети ХХ столетия, уникален тем, что позволяет проследить этапы становления новой исторической дисциплины и отметить то место, которое занимают проблемы источниковедения в процессе ее институализации.
Механизм становления новой дисциплины выглядит следующим образом.
Как видим, роль источниковедения по-разному проявляет себя на каждом из этапов институализации новой исторической дисциплины. На начальных и завершающих стадиях ее конституализации становится особенно заметна интегрирующая функция источниковедения.
Источниковедение уделяет особое внимание моделям соединения теоретизированных представлений исследователя об изучаемых процессах с материалами конкретных источников, их характеризующих. Модели среднего уровня - инструмент, который переводит концептуальные понятия в операциональные, придает конкретность историческому описанию и гарантирует его верифицируемость.
В науках о человеке существует масса дисциплин, занимающихся сходной или смежной проблематикой. Их обособление происходит практически автоматически, по мере осознания специфики изучаемого объекта и освоения способов его познания. Появление новой дисциплины всегда - констатация факта, результат осознания сложившейся ситуации.
Междисциплинарная кооперация, в отличие от процесса научной дезинтеграции, как правило, требует специальных усилий. Ее необходимость осознается как желание восполнить недостаток собственного дисциплинарного подхода, стремление расширить границы познания, более всесторонне узнать изучаемый объект, рассмотреть его в системе взаимосвязей, во всем многообразии, доступном современной науке. Перенос же результатов и особенно методов из одной области знаний в другую, как выясняется, требует особой исследовательской процедуры. Свидетельство тому - опыт взаимодействия, например, смежных сфер психологического изучения.
Без психологических характеристик как личности, так и группы не существует истории культуры, однако в историко-культурном исследовании психологические особенности рассматриваемых объектов играют роль уточняющих или объясняющих характеристик. В психологии, соответственно, введение исторических наблюдений приобретает статус исторического метода, имеющего довольно узкую, фактически - уточняющую, -- сферу применения . Проблема междисциплинарной кооперации заключается в том, что в рамках иной дисциплины заимствованные методы и приемы, как бы существенны они ни были "сами по себе" и какое бы ведущее место они ни занимали в "своей" сфере, приобретают вспомогательный характер.
В исторической науке даже историческая же психология не самоценна. В окружении проблем собственно исторических она приобретает новые функции. Для истории историческая психология необходима как часть исторического изучения культурной, политической, социальной или экономической жизни своего времени. Она помогает понять эпоху, особенности менталитета, механизмы межличностного, внутригруппового и межгруппового взаимодействия, законы социодинамики и специфику исторически сложившегося своеобразия. Историческая психология, через многообразие своих аспектов, помогает глубже постичь природу и механизмы исторического процесса, особенности соединения единичного и массового в их исторически сложившейся ситуационной конкретности.
В любой науке заимствованные методы носят вспомогательный характер. Они подчиняются задачам основной дисциплины. Вместе с тем, обращение к смежным областям открывает возможность для выявления новых связей изучаемого объекта и меняет саму логику его познания. Иногда такие изменения едва заметны, иногда столь существенны, что объект предстает в совершенно новом свете и возникает новая научная дисциплина. Так было в свое время, скажем, с социологией, то же происходит на наших глазах с исторической психологией.
Создавая новые дисциплины, междисциплинарная кооперация одновременно влияет и на содержание "материнской" области знания, делая ее более системной. Вот этот аспект кросскооперации и представляет для источниковедения особый интерес.
Поле междисциплинарной кооперации обладает особыми свойствами. Ученый как бы попадает в некую зону, в которой действуют собственные законы и правила. Осознание их специфики - залог успешности использования богатейших возможностей междисциплинарного подхода. Основа междисциплинарного взаимодействия - особые логико-гносеологические модели, соединяющие в себе теоретическую направленность и логическую сущность основной дисциплины и практические возможности заимствованного знания. Они обеспечивают переход с одного уровня логического обобщения на другой. Подобный переход так необходим для последовательной систематизации научных знаний. Логические конструкции, обеспечивающие переход с одного уровня логического обобщения на другой, в исследованиях конца 80-начала 90-х гг. стали называть моделями среднего уровня . Модели среднего уровня можно квалифицировать как специально-научные. Они опираются на теоретико-методологические модели общенаучного уровня, разрабатывающие концептуальные понятия, но для осмысления концептуальных понятий модели среднего уровня используют материалы конкретных источников - группы свидетельств, характеризующие разные состояния изучаемых явлений и процессов. Предназначение моделей среднего уровня - помогать переводить концептуальные понятия в операциональные, доступные эмпирическому изучению и измерению в абсолютных или относительных величинах.
Модели среднего уровня рождаются, как правило, как результат кросс-дисциплинарной кооперации. Но существуют они в методологическом арсенале собственной "материнской" области знания, для совершенствования которой они и создаются. Становясь рабочим инструментом историко-психологического познания, модели среднего уровня теряют свою междисциплинарность. Они становятся методами исторического исследования. К нуждам других наук, даже близкородственных, они уже не могут применяться без дополнительной трансформации. Они превращаются в исторические методы и существуют в методологии исторической науки.
Междисциплинарная и кросс-дисциплинарная кооперация, таким образом, - не самоцель и не самостоятельно существующая сфера социогуманитарного знания. Она всего лишь средство развития методологической базы конкретных наук и навыков социогуманитарного познания в целом.