© Ефимова И.Р.
Игорь Рудольфомич Ефимов, профессор (Associate Professor) биомедицинской инженерии, клеточной биологии и физиологии, и радиологии в Вашингтонском Университете в Сент-Луисе, США, автор более 90 научных статей, почётный член двух престижных профессиональных научных ассоциаций США: Американской Сердечной Ассоциации (the American Heart Association) и Общества Сердечного Ритма (Heart Rhythm Society). Кроме этого, Игорь - почётный член Всероссийского научного общества специалистов по клинической электрофизиологии, аритмологии и кардиостимуляции, занимается благотворительными проектами в США и России. Более подробно о научной работе можно узнать на вэб-сайте лаборатории Игоря Ефимова: http://efimov.wustl.edu
События послених нескольких лет в институционированной российской науке привели меня к выводу, что Россия, наконец-то, созрела для проведения реформы в области науки и образования. Российская политико-экономическая элита, наконец-то осознала, что откладывать эту реформу больше нет никакой возможности. Безнадёжность ситуации в существующих институтах науки и образовния, включая РАН и ведущие образовательные структуры, достигла такого уровня, что политический риск, ассоциированный с реформами, больше не оправдывает их задержки, ведущие ещё к большему политическому риску.
В моём недавнем интервью с социологом науки Наталией Дёминой, которое она проводила для POLIT.RU, я вернулся к теме роли всемирной научной российской общины, о которой я имел возможность высказаться в российских средствах массовой информации и на форумах по организации науки на протяжение последних 10-ти лет. Однако, тогда мои мысли и мысли других представителей мировой русской научно-технологической диаспоры не получили отклика. Сейчас ситуация начала меняться и подобные мысли стали высказваться уже и самой России.
Последнее поколение советское учёных
Я принадлежу к последнему поколению, которому довелось получить профессиональное научное образование в СССР. Когда я учился в МФТИ, моих сверстников убивали в Афганистане, на экранах ТВ шла непрерывная череда похорон представителей дряхлеющей коммунистической олигархии, и боролись с пьянством. Моя работа над диссертацией в Институте Биофизики АН СССР в Пущино, защита в МФТИ и утверждение кандидатской степени ВАКом проходили во время распада СССР, либерализации цен правительством Гайдара, развала институтов власти, экономики, образования и науки Советского Союза. Мне, однако, удалось на этом разваливающемся и тонущем корабле сохранить возможность заниматься тем, чем я хотел заниматься с детства - наукой. Наука не терпит суеты и неверности, не извиняет никаких "объективных обстоятельств", даже если эти обстоятельства - крушение всего привычного мира... нужно продолжать думать о законах природы или уйти из науки без права возврата во всемирное братство учёных.
Выбор научной дисциплины редко предсказуем. В школе я мечтал быть либо молекулярным генетиком, либо физиком, занимающимся элементарными частицами. Чтение фейнмановских лекций, научно-популярной литературы и программа "Очевидное-невероятное" сделали своё дело. Но, увидев и то и другое поближе, во время учёбы на Физтехе, я понял, что эти две когда-то романтические области науки стали слишком "индустриальными", слишком "коллективными". Над интересными проектами, как правило, работают огромные коллективы, и требуется гигантское финансирование, за которым стоит государственная и международная политика. В них нередко можно увидеть статьи с сотнями соавторов. Т.е. они из науки превратились в своего рода научную промышленность, где трудно найти место для независимого творчества. Есть, конечно, те, кто находят. Но это, как правило, узкие специалисты в той или иной области технологий, обслуживающих эти гигантские проекты. Это было не совсем то, как я представлял себе научную профессию. Поэтому я начал искать другое поле деятельности.
Важнейшее влияние в выборе профессии на меня лично оказала Красноярская Летняя Школа. Эта замечательная организация была основана в 1976 г. всего за пару лет до того, как я туда случайно попал. Теперь ей уже 30 лет. Эта школа каждый год набирает талантливых школьников из Красноярского Края и всей Сибири. Приезжают школьники и из Москвы и Московской области. Приезжая в эту школу несколько лет подряд, я провел в ней всего несколько месяцев, но получил заряд на всю жизнь. Красноярская Летняя Школа показала мне, что люди, интересующиеся наукой, живут не только в книжках, но и в реальном мире. В Школе преподавали замечательные учёные и талантливые, преданные детям педагоги. С некоторыми из них я поддерживаю отношения все эти годы, несмотря на то, что нас разбросало по всему миру. Многие работают в ведущих университетах мира, в российских и международных органах, ведающих образованием. Опыт этой уникальной Школы ещё предстоит изучить и осмыслить. Она является одной из немногих известных мне организаций в России, да и в мире, которой удалось организовать отбор детей не по принципу дохода или социального положения родителей, а исключительно по принципу способностей и мотивации к занятию наукой. Эта организация сумела привить сильнейший интерес к науке уже нескольким поколениям своих выпускников.
После окончания средней школы и двух летних сезонов в Красноярской Летней Школе мне не оставалось ничего другого, как поступить в МФТИ, известном так же как Физтех.
Физтех
Моя учёба на Физтехе (1980-1986 гг.) совпала с одним из самым непростых периодов истории России ХХ в. За это время СССР достиг расцвета "апофигея социализма", умерли 3 генсека и началась перестройка. Политический накал был заразителен. Я вместе с другом попытался выйти из комсомола, будучи на втором курсе, написал соответствующее заявление. Но время было ещё не то. Представители администрации факультета, на котором я тогда учился, пообещали мне в цветистых матерных выражениях скорейшего и гарантированного призыва в Афганистан и направления в Кандагар, где тогда были самые большие потери. Я выбрал другое - перевёлся на соседний факультет, заместитель декана которого, Фёдор Фёдорович Каменец (теперь декан), был менее политизирован. Посмотрел на зачётку, а учился я хорошо, и сказал - беру. Спасибо ему за это. Не знаю, выжил бы я иначе, и как сложилась бы жизнь, если бы попал в Афган.
Физтех дал прекрасное образование. Нас учили лучшие учёные СССР. Но самое большое влияние на меня оказал профессор физики Дмитрий Васильевич Сивухин (1914-1988). Мне посчастливилось быть одним из его последних студентов, так как он умер через два года после того, как я окончил Физтех.
Дмитрий Васильевич был преподавателем от Бога. Его 5-ти томник "Общий курс физики" является одним из лучших в мире. К сожалению, ко времени моей учёбы он уже не читал свой основной курс. Говорил он очень тихо и с трудом слышал. Были жалобы студентов одного из предыдущих курсов, которые не могли его слышать в большой лекционной аудитории, и его место профессора, как говорили, понадобилось кому-то другому. С курса физики его сняли, но позволили читать дополнительный, для желающих рано утром в субботу приходить и слушать лекции пожилого профессора, за которые не делали записи в зачётке. Таких "странных" студентов оказалось всего трое. К счастью, я был одним из них. Это были замечательные, феноменальные лекции. Дмитрий Васильевич рассказывал не только о результате той или иной научной дисциплины, но и о том, как этот результат был получен, кем и когда. Как тот или иной физик одевался, какие шутки любил, и многое-многое другое из реальной жизни реальных учёных, в том числе тех, кто не попал в серию книг "Жизнь замечательных людей", хотя и сделал многое для науки. Мы также обсуждали последний 5-ый том его "Общего курса физики", который он тогда только готовил к изданию. Это был уникальный курс Истории физики. Как жаль, что этот курс услышали всего трое студентов.
Наряду с трепетным отношением к науке, Физтех научил меня также тому, что позже один из моих наставников наполовину в шутку, наполовину всерьёз выразил следующим образом: "Советские учёные доказали, что научный талант передаётся по наследству: от отца к зятю". Советская наука была больна непотизмом и клановостью. Целые "династии" людей без больших способностей к науке, тем не менее, занимали руководящие должности только потому, что их учитель, тесть, отец, дедушка или прадедушка когда-то сделали важный вклад в науку или занимали важный пост в академии или министерствах. Непотизм и клановость - одни из главных причин непрофессионального управления в российской науке, приведшего к её загниванию. Я не раз был свидетелем того, как писались статьи и диссертации для "своего человечка" или родственника шефа научными "рабами" за прописку, возможность защитить диссертацию и т.п.
После окончания МФТИ, мой выбор научной дисциплины был достаточно случайным. Мне нужна была работа, я был уже женат, родилась дочь, а выбор был очень ограничен из-за моего "сибирского происхождения", т.е. из-за отсутствия московской прописки. После примерно года поисков посчастливилось получить работу для себя и жены, которая тоже закончила Физтех, в одной из самых продуктивных лабораторий в Пущино, руководимой лауреатом Ленинской премии, профессором МФТИ В.И. Кринским. Это и определило выбор.
В нашей лаборатории почти все были выпускниками Физтеха, включая проф. Кринского. Команда была замечательная, по интеллектуальному накалу, по эрудиции, по глубине и широте охвата тематики, которой мы все занимались. А занимались мы "автоволнами", т.е. волнами возбуждения в сердце и в других возбудимых системах, включая химические, физические и биологические среды. Меня больше всего привлекли сердечные задачи, так как они вели к важнейшему приложению - механизмам сердечных аритмий, от которых умирает миллион граждан России в год. Однако защита диссертации совпала с распадом СССР и почти полным прекращением финансирования науки. Выбор был прост: бизнес или эмиграция. Я выбрал эмиграцию в США, страну, которая удерживает лидерские позиции в научном мире на протяжение более полувека.
Американская академическая карьера
Любая трансплантация тяжела. Особенно трансплантация из одной культуры в другую. Помимо чисто бытовых и языковых проблем, есть проблемы разного отношения к тем или иным стереотипам поведения в профессиональной среде. Мы приехали с женой и дочкой в США в 1992 г. Поначалу жили бедно. Но для меня поразительно новым и притягательным был космополитизм учёных. Мой американский научный руководитель в те годы набрал команду из 4-х научных сотрудников - американца, китайца, индуса и русского (меня). Для человека, выросшего в закрытом сибирском городке Железногорске, окружённом тремя рядами колючей проволоки, и учившемся в одном из самых закрытых институтов страны МФТИ, это был настоящий шок. Все сенсорные системы работали на пределе возможностей. Я учился понимать разнообразные акценты и пробовать самые необычные виды национальной кухни одновременно с новыми научными методиками. Но жизнь была настолько увлекательна, что ни о чём другом, в общем-то, и не мечталось. Я практически забыл о России до конца 1990-х гг., не читал русских газет, не имел доступа к российскому ТВ, не ездил в Россию. Было полное погружение в науку о сердце и многонациональное, межконтинентальное племя учёных всех стран.
Наверное, мне повезло в жизни. Я довольно скоро, для человека с неамериканским образованием, получил свою небольшую, но независимую лабораторию. Таким образом, всего через два года после приезда в США я получил научную независимость и опубликовал статьи, получившие резонанс в области электрофизиологии сердца. В России такое быстрое достижение научной независимости было бы практически невозможно. Из моих однокурсников всего несколько человек продолжают работать в науке. Большинство - бедствует, буквально борются за существование. Всего один из однокурсников добился успеха, занимает довольно большой пост в известном академическом институте РАН. Но большими научными успехами мало кто может похвастаться. С отъездом в США мне удалось избежать выматывающей душу растраты самых продуктивных в науке лет жизни на борьбу за существование вместо научного поиска. Другие однокурсники ушли из науки, стали известными и богатыми бизнесменами, банкирами и политконсультантами. Они руководят крупнейшими риэлтерскими фирмами России, банками, издательскими фирмами. Видимо, в годы, доставшиеся моему поколению, это было нужнее России, чем наука. И многие сделали именно нужный России выбор. Однако я не хотел менять профессию учёного, ради которой я учился в Красноярской Летней Школой и на Физтехе, и которая стала моим призванием.
Продуктивно заниматься наукой в России в настоящих условиях практически невозможно, по крайней мере, в области физиологии сердца. Нет ни инфраструктуры, ни финансов, ни аппаратуры, ни должного общественного заказа на продукцию науки - т.е. заказа на высококвалифицированные кадры, интеллектуальную собственность, высокие технологии. А ведь именно моя область науки - сердечно-сосудистая физиология - могла бы спасать сотни тысяч жизней в год в России. Похоже, что происходящие в настоящее время реформы могут стать историческими для российской науки и образования. Начались серьёзные изменения. Но доверять серьёзности правительства пока рано, так как оно уже много раз делало громкие заявления о реформах в науке. И каждый раз на реформы не хватало политической воли, квалификации, средств и кадров. Однако такие реформы неизбежны и необходимы, если Россия серьёзно претендует на место среди высокотехнологических наций, а не среди экспортёров ресурсов.
Феномен "утечки мозгов"
Утечка мозгов - явление чрезвычайно важное и полезное для России. Как показывает опыт моего поколения, мозги, оставшиеся в России, за очень редким исключением, либо пропали, оставаясь в науке, но, не имея возможности работать, либо ушли в другие области деятельности, далёкие от науки и высоких технологий. "Утёкшие" же мозги не только усилились в профессиональном научном плане, но и приобрели мировой опыт, воспитали детей, которые говорят на многих языках мира и учатся в лучших университетах мира. Среди "утекших мозгов" не только множество успешных учёных - профессоров ведущих университетов мира, но и основатели лидеров мировой высокотехнологической индустрии, таких как Google и Paypal. Утечка мозгов не только сохранила и обогатила эти мозги как часть мировой научной общины, но и показала несостоятельность существующей академической научной системы России, по-прежнему подверженной непотизму, коррупции, и безответственности перед обществом, которому она должна служить.
Талантливый учёный в России, у которого раньше не было выбора из-за железного занавеса, теперь имеет возможность попробовать свои силы на всемирном научном рынке мозгов, рук и идей. Сегодня академическая номенклатура очень часто буквально голосит об "убиении науки", "геноциде против своего народа" и "заговоре против учёных". Однако мне кажется, что именно эта научная номенклатура гирей висит на ногах тонущей науки России. Было бы безответсвенно со стороны государства продолжать увеличивать финансирование совершенно нежизнеспособной структуры РАН, исчерпавшей возможности реформирования. Избавление от устаревших институтов управления науки с их пожизненным политически мотивированным отбором управленцев - самая важная задача сегодняшней науки России. Непрекращающаяся утечка мозгов показывает, что всё новые и новые поколения научной молодёжи России просто не желают оставаться рабами прогнившей коррумпированной структуры, которая совершенно безосновательно продолжает именовать себя научным цветом нации.
Один мой знакомый проиллюстрировал это показательной историей. Он является известным учёным, давно работающим в США. Несколько лет назад его пригласили в совет его когда-то родного института. В конце 1990-х гг. он приехал на совет с любопытством и тёплыми воспоминаниями о своей научной молодости. На совете присутствовало множество академиков и чиновников от науки с золотыми звёздами на лацканах пиджаков, приехавших на дорогих иномарках с шоферами. Один из них, намазывая хлеб чёрной икрой слоем в палец толщиной, с тоской сетовал: "Эх, до чего науку довели, мерзавцы. Тяжко науке...". А большинство рядовых сотрудников их института в это время получали по 30-100 долларов в месяц. Им в самом деле было тяжко. Но простые учёные были поставлены в положение заложников академической номенклатурой, которая не хотела ничего менять в структуре управления академией. Перед ними был поставлен выбор - управлять наукой должны будут или "свои" академические чиновники или чиновники правительства. Простая пропагандистская схема работала до недавнего времени: пусть академики потеряли связь с наукой, погрязли в коррупции, но свои - академические, - лучше, чем коррумпированные государственные чиновники. Но, похоже, этот "выбор" уже начинает трещать по швам. И этот выбор невозможно преодолеть без привлечения третьей стороны - "утёкших мозгов", т.е. русской научной диаспоры, которая независима как от правительственой бюрократии, так и от корумпированной и выродившейся академической бюрократии.
Я думаю, что реформы в науке России невозможны без привлечения русской научной диаспоры. За годы жизни в США я имел возможность обсуждать эту тему с представителями многих стран, включая Китай, Тайвань, Индию, Японию, а также многих стран Европы. Все эти страны и регионы прошли через "утечку мозгов" и рассматривали её необходимым шагом развития своей национальной науки. Многие из них ставили необходимым условием для занятия руководящей должности в национальной науке успешную работу в лучших университетах США. Во многих странах, уже развивших сильную науку, эта традиция сохранилась до сих пор. У меня работали научные сотрудники из многих развитых стран перед тем, как они получили свои лаборатории у себя на родине. Не говоря уже про сотрудников из развивающихся стран. Только так можно научиться методам управления современной лабораторией, традициям профессионального взаимодействия и международной кооперации, и т.п.
Недавно Всемирный Банк сформулировал свою новую политику по отношению к проблеме "утечки мозгов". Ее специалисты Всемирного Банка назвали "круговорот мозгов". Опыт многих стран по возврату своих "утёкших мозгов" получил систематическое осмысление как возможность для развивающихся стран построить конкурентную систему науки и высшего образовния. Развитые страны также включены в "круговорот мозгов", так как только такая система представляет собой наиболее прозрачную систему оценки качества мозгов, которые буквально конкурируют на мировом рынке, среди представителей многих стран, народов, культур и систем образования. Через "круговорот мозгов" национальные системы образования и науки получают возможность непосредственного сравнения эффективности своей деятельности, своей конкурентоспособности. Любой национальной экономике жизненно необходима объективная и предельно прозрачная системы измерения эффективности и конкурентоспособности национальной системы подготовки кадров высочайшей квалификации. Неконкурентоспособность в области подготовки кадров - это мина замедленного действия, так как она неизбежно ведёт к отставанию в:
России, как и многим странам мира, придётся рано или поздно включаться в систему "круговорота мозгов", которая в настоящее время распространилась преимущественно на бизнес. США и Западная Европа станут кузнецой будущих кадров учёных и инноваторов России, как они стали для Китая, Индии и многих других стран мира.
Американская академическая система
Я думаю, что главное различие между российской и академическими научными системами состоит в том, что система науки в США строилась не на гигантском наслоении многих слоёв устаревших, заскорузлых академических традиций, берущих своё начало в германских университетах допетровских времён, будуарах императриц, назначавших своих приближённых "руководителями" Академии, и в кабинетах членов Политбюро КПСС, выбиравших преданных партии руководителей науки, а с кристально ясного и детально проработанного плана научного строительства, разработанного одним из величайших научных администраторов мировой истории науки, Вонневаром Бушем (Vannevar Bush, 1890-1974), после года консультаций с лидерами науки и образования США во многих дисциплинах. Во время II мировой войны он был научным советником Ф.Д. Рузвельта и руководил всеми научными проектами США, включая ядерный проект, проект по радиолокации, проект по массовому производству антибиотиков и многие тысячи других проектов, изменивших не только военные стратегию и тактику, но и систему научного управления. В конце войны президент Рузвельт поручил ему разработать план по послевоенному научному строительству, который позволил бы сохранить преимущество США в научной области, полученное в результате войны, приведшей к массовому исходу учёных из Германии, Италии, Франции. Он выполнил задачу блестяще, заложив фундаментальные принципы работы научных государственных фондов (National Science Foundation был создан по его эскизу); научных университетов, совмещающих образование и науку; системы оценки продуктивности по научному результату; и пр. Вклад Вонневара Буша почему-то не получил должного внимания в российской школе истории науки и научного управления. А именно с него стоило бы начать разработку проекта реформ.
Одним из краеугольных различий российской и американской системой является кадровая политика. Многочисленные процедуры, основанные на профессиональном рецензировании статей, грантов и пр., обеспечивают относительно объективную оценку качества научной работы. Прежние заслуги, родство, чины, членство в академиях, партийность, и пр. не имеют большого значения в этом процессе, так как он - анонимный. Нет ничего пожизненного. Как только человек перестаёт генерировать идеи - он либо уходит в администраторы, либо на пенсию. При этом администраторы не принимают решений в вопросах науки. В Европе теперь переняли эту же систему, но в ещё более жёсткой навёрствующей форме. Они ввели обязательный уход ученых на пенсию после определённого возраста, независимо от заслуг. Этот возраст варьируется от 65 до 70 лет. Россия же задыхается от огромного кадрового балласта, начинающегося с верхушки Академии с её пожизненным членством. Большинство членов Академии десятилетия назад перестали продуктивно работать. За редким исключением, членов РАН не видно ни среди участников ведущих мировых конференций, ни в редколлегиях ведущих мировых журналов. Я являюсь членом пяти редколлегий ведущих журналов мира по сердечно-сосудистой физиологии. Там нет ни одного представителя РАН! Все русские учёные в этих редколлегиях работают за рубежом. И никто из них не является членом РАН. Более того, там практически не печатают работ членов РАН.
Кроме того, система науки в США позволяет и даже поощряет горизонтальный рост кадров, когда должности занимают специалисты со стороны и строго по конкурсу. В России, как правило, единственный шанс профессионального роста связан с повышением, пенсией или смертью вышестоящего начальника. Именно эта система является наследием феодального непотизма, оставшегося в российской академической науке с петровских времён. Такая же система до недавнего времени доминировала в Германии, Японии, Китае - что является следствием их происхождения от одного исторического корня - немецкого средневекового университета. Но, в отличие от России, эти страны уже провели реформы и ввели горизонтальное передвижение растущих кадров. Например, в Германии в ряде университетов нельзя получить пост профессора в своём университете без того, чтобы не поработать в другом университете на промежуточной позиции. В Японии также появились возможности профессионального роста за пределами своей Alma mater. России тоже придётся это сделать рано или поздно, что разрушит жёсткую вертикаль академической преемственности власти. Поэтому существующая академическая номенклатура будет всеми силами препятствовать этому.
"Кругообращение мозгов" является своеобразным расширением базы горизонтального роста в национальных системах науки. В странах с недостаточным количеством конкурентоспособных лабораторий и научных центров лучшие учёные вынуждены работать именно в них и терпеть несправедливую вертикальную систему. Работа в США или других странах позволяет таким учёным поработать в лучших центрах науки, не дожидаясь смерти или пенсии очередного научного босса. Конкурируя на открытом научном рынке, такой учёный способен продемонстрировать свой научный потенциал, основываясь только на своих собственных способностях.
Западная система науки и образования децентрализованы. Диссертации не утверждаются каким-то государственным советом, вроде российского ВАКа. Каждый университет имеет на это право, после определённой государственной сертификации. Качество диссертаций зависит от репутации университетов, за которую они борются с конкурентами, и от которой зависит финансирование университетов и, следовательно, качество будущих студентов. Поэтому сами университеты контролируют качество. Государство в этом вопросе вряд ли сможет навести порядок без децентрализации с введением системы конкуренции между университетами. Система должна быть более саморегулируема.
Влияние политической и экономической ситуация в России на состояние ее научной сферы и её реформы
Наука существует только в том обществе, которое достаточно созрело для осознания необходимости научно-исследовательской деятельности и готово предоставить гарантии ресурсовой поддержки этого важнейшего института цивилизации. Поддержка науки является одной из "осознанных необходимостей" развитых стран, желающих оставаться развитыми. Плачевное состояние науки в России - в какой-то мере отражение государственного развала. Однако, в то же самое время, наука представляет собой удивительный парадокс. В стране произошли огромные перемены практически во всех сферах социальной и экономической жизни. Научная сфера претендует на интеллектуальное лидерство в обществе и, казалось бы, должна лидировать в реформах. Однако РАН - единственный динозавр, уцелевший практически без изменений с незапамятных времён и унаследовавший худшие "традиции" безответственности перед обществом, презрения к системе образования и прикладной науке, неэффективного менеджмента и феодальной кадровой политики. Похоже, что Россию, идущую через реформы, непростые и неоднозначные, как гиря тащит на дно нереформируемая научная сфера.
Власть в России многие годы заявляла о необходимости реформ, но явно не решалась на них из-за возможных политических осложнений, которые могли бы быть вызваны отпором РАН, присвоившей себе право говорить от лица российской науки. Чиновники РАН держат науку заложником ради сохранения своих привилегий. Это противостояние только начинается. У России нет выбора - чтобы экономика сохранила позитивный момент развития, ей необходима современная, эффективно управляемая, финансируемая по прозрачным современным схемам, конкурентоспособная российская наука. Но без реформ управления и кадровой политики создать её будет невозможно.
Я согласен с выводом, что РАН нереформируема. Последние несколько выборов в РАН показали, что академия продолжает воспроизводить саму себя на принципах снижения качества своих членов, что самоубийственно. РАН отказывается от принятия ответственности за финансы и собственность, предоставленные страной. Научная эффективность продолжает падать. Участие в образовательной сфере России со стороны академии также оставляет желать лучшего. Ещё Дмитрий Иванович Менделеев писал в своей работе "Какая же Академия нужна России?", что необходимо вернуться к принципам участия в образовании студентов, заложенным со дня основания Академии Петром I. Но воз и ныне там.
Шаги, которые я бы предложил реформаторам науки России
Научно-образовательное сообщество России выживет, несмотря ни на что. Продолжают рождаться в Сибири, на юге России и на Дальнем Востоке талантливые дети с горящими глазами читающие фейнмановские лекции и истории о Копернике и Кеплере. Рано или поздно придётся отстраивать заново, начиная с фундамента, многие секторы этого сложного научного организма, без которого у России просто нет будущего. Ведь именно оно определяет безопасность государства и общества, экономическое благосостояние граждан, здоровье нации, её культуру и прорыв к новым технологическим горизонтам. Я бы начал со следующих мероприятий.
Я надеюсь, что нефтяное богатство, свалившееся на Россию, будет обращено в развитие научного и технического потенциала, а не в покупку дюжины футбольных команд в развитых странах мира, которые вкладывают деньги именно в науку и технологию.
Примечания и полезные ссылки:
Внимание!!! Тезисы участников семинара являются интеллектуальной собственностью их авторов. Перепечатка запрещена. Цитирование и ссылки только с согласия авторов.