© Туз Г.Г.
Многими исследователями замечено: российская история ходит по кругу, российские перемены в своей сути и переменами-то не являются, мы повторяем собственные ошибки, преодолеваем раз за разом уже преодоленные преграды: "Все это было решено не в один день, а имело давнюю традицию, начатую после поражения декабризма. Тогда возникло мнение, что смены эпох иллюзорны, что история страны, приговоренной и приученной к тирании своей географией, метеорологией, народным характером и печальным опытом, может менять лишь обличия деспотизма. В связи с тем, что при смене эпох решительно меняются слова, то естественно, что эту смену замечали только языковеды. Все же остальные не замечали ничего". (1) (32) Однако не только языковеды, то есть те, кто по определению обладает вербальным интеллектом, замечают перемены - их замечает вся интеллигенция, в огромной степени зависящая от произнесенных (в частности, властью) слов. Причем верноподданническая часть образованных людей воплощает эти слова, понятые как указания, в собственном творчестве и вообще в деле, а часть, настроенная критически, падает духом или ликует, в зависимости от того, что именно говорится с высоких трибун.
Испокон веку мыслящий индивидуум в России зависел от слов - О.Мандельштам, например, вообще определял интеллигентность человека его отношением к поэзии. Осознав себя, как род людей, не приемлющих насилия, к пересмотру этого знания интеллигенция не возвращалась, пожалуй, со времен перестройки. Пересмотреть же его заставляют новые знания, накопленные за эти годы. И пересмотр оказывается не в собственную пользу. Дело даже не в тех переменах, которые все же изменили российское общество, сделав его более похожим на общества других стран. Дело в том, что "большая голова" - интеллигенция, голова без ручек и без ножек, не просто оказалась неспособной, как пишут, "принять власть и повести за собой общество" во времена перестройки - в конце концов, миссия интеллигенции - мыслить, вырабатывать идеи и вести за собой других именно таким способом. Она, то есть мы все, оказалась неспособной сама соответствовать провозглашаемым ею идеям. Именно поэтому слово "интеллигент" значит теперь не только "человек, не приемлющий насилия ни в каких его формах", но и человек, слова которого - написанные и сказанные - не расходятся с его поступками - как публичными, так и теми, о которых знает только ближайшее окружение.
Понятно, что "человек слаб", однако за последние 20 лет поведение тех, кто обязан "вести", а значит, обязан "соответствовать", расходилось - иногда полярно - с тем, что сами же они и декларировали.
Особенно явно это проявилось в 1999-м, перед очередными выборами в Государственную Думу. Как-то ненавязчиво, постепенно, но твердо и бесповоротно практически вся либеральная пресса (еженедельная программа НТВ "Итоги" с Евгением Киселевым, газеты "Общая", "Литературная" и "Культура"), встав на сторону объединенной (отнюдь не либеральной) партии Лужкова с Примаковым, принялась энергично пропагандировать их союз, начав проведение активных действий не столько против коммунистов и националистов, сколько против либералов. Лоббирование интересов Лужкова и Примакова оказалось в этих СМИ таким неприкрытым и тенденциозным, а сами СМИ - такими идеологически чуждыми тем, кто собирался голосовать за "Правое дело", что традиционная аудитория либеральной прессы "в ужасе отшатнулась" от нее. В одной из таких статей - "Правые вынесли себя в массы" (2) - журналисты "Общей газеты" Елена Дикун и Марина Токарева не просто критически, а издевательски оценивают предвыборную деятельность "Правого дела", ставя себе задачу дезавуировать правых, как силу, способную победить в России на парламентских выборах: ":Немцов и Хакамада, хоть с большинством "болельщиков" их разделяло лет двадцать с гаком, отрабатывали акцию поистине в поте лица: подпевали "Моральному кодексу", танцевали под воссоединившийся бит-квартет "Секрет", целовались по команде ведущего, ставили подписи на майках. Немцову еще выпала тяжкая доля играть в футбол против клоунской "Ха-команды", получить по голове поролоновым "молотом", споткнуться на громадном фиолетовом "мячике", наглотаться едкого оранжевого дыма - словом, к финалу изрядно подрастрясти свою плакатную упитанность".
Дальше - больше. В либеральной прессе выходят статьи, почти исторически оправдывающие коммунистический реванш - августовский переворот 1991 года, в частности, чуть ли не в любви объясняющиеся главному фигуранту событий:
":Все прошедшие после этого годы меня грызли сомнения. Не мог Янаев предать. Я его знал: работал с ним в Комитете молодежных организаций". И в конце материала: "Геннадий Иванович, а почему бы вам не баллотироваться в депутаты Думы?" - спросил я прощаясь". (3) С точки зрения либеральной идеологии позиция "Литературной газеты" - главного рупора либеральной интеллигенции - оказалась здесь весьма непоследовательной.
Последний крик с позиции "недобитых интеллигентов" был слышен из "Литературки" от питерской писательницы Нины Катерли в середине 90-х: "Наслажденцы. Друзья-демократы, что с вами сталось?"(4): ":намерения у них скорей всего добрые. И мысли, не иначе, благородные. И речи правильные. Да, тусуются в обнимку с кем попало, да, бесшабашно заедают шампанское икрой под дулами телекамер. Да, не отказываются от депутатских и прочих привилегий, прекрасно зная, что творится в стране. Но ведь это не преступление, так, слабость". В одном из частных разговоров Нина Катерли призналась, как трудно ей было напечатать эту статью.
К сожалению, очередная "сдача и гибель" (5) интеллигенции не ограничилась вербальными вещами. Интеллигенты стали совершать поступки. Немцов, попав в правительство, самой важной своей миссией посчитал пересаживание чиновников с иномарок на отечественные автомобили, как будто более важного дела у этой "надежды либерального сообщества" абсолютно не было. Чубайс с Явлинским поговорили в прямом эфире "Гласа народа" таким образом, что последние остатки уважения к отечественным либералам у электората испарились: "Конечно, люди, следящие за перипетиями в верхах, знают, что за Явлинским давно закрепилось звание "политик "Нет", с которым, мягко говоря, нелегко найти даже минимальный компромисс. Но того, что кумир пожилых интеллектуалок с яростью будет назидательно тыкать пальцами, постоянно перебивать собеседника и с юношеским максимализмом приходить в бешенство, вряд ли кто ожидал". (6)
Когда же 50 "интеллигентов" подписались под письмом, приветствующим заключение в тюрьму всем известного "олигарха", стало ясно, куда же мы на самом деле пришли. Вообще-то у российского человека всегда было принято выходить на дорогу, по которой гнали на каторгу людей в кандалах, чтобы сунуть несчастным кусок хлеба. С некоторых пор в России возник другой модус операнди - подтолкни падающего.
Но это все жизнь общественная. Что касается частных, можно даже сказать, интимных впечатлений от взаимодействия со знаменитыми интеллигентами России, то дело здесь тоже весьма печально. О них до сих пор говорят и пишут в превосходных степенях, кое-кто из них и сам находится в добром здравии и продолжает говорить и писать. И читатели-зрители-слушатели на это реагируют, и идут за ними следом, доверившись, а было время - откликались на призывы и горы готовы были свернуть, и сворачивали - в 1991-м, например. Но как-то очень быстро все правильные и пламенные слова пишущих-говорящих стали слишком явно расходиться с делом. Они стали судить себя по иным правилам, чем все остальное человечество. Не в этом ли кроется разгадка того, что страна в свое время не пошла за либералами и плавно возвратилась в свое обычное состояние - состояние, квалифицированное классиком как "народ безмолвствует"?
Вот некоторые примеры "трепетного к себе" и равнодушного ко всем остальным отношения непоследних лиц интеллигентского сообщества России.
1989 г. В провинциальном издательстве "зарубили" роман двух молодых авторов. Спасти издание могла лишь рецензия из Москвы.
К одному из самых известных критиков и публицистов, одному из самых последовательных апологетов либерализма и певцу интеллигенции, С. Р., обратился редактор книги, работник этого провинциального издательства и попросил помочь - хотя бы пролистать острый даже для перестроечных времен роман талантливых авторов и сказать по этому поводу свое веское слово. Критик сказал: "Нет". "Но, может, вы хотя бы посоветуете, к кому нам обратиться?" - взмолился редактор. Критик сказал: "Нет". Теперь, когда редактору попадаются умные и правильные статьи критика о важной роли российской интеллигенции в российской действительности, редактор только вздыхает.
1995 г. К одному из самых честных и смелых, самых известных журналистов, Ю.Щ., обратился за советом его провинциальный коллега - что делать, за статью по поводу такого нового явления в нашей жизни как российский неонацизм, его в судебном порядке преследуют российские неонацисты. Журналист статьи читать не стал, расспрашивать коллегу не стал - зато, похохатывая, перевел эту историю присутствующему там же иностранцу и тут же позвонил :в программу "Времечко", посчитав, наверное, что этого вполне достаточно: "Вам помогут - информация будет в эфире!" На этой фразе помощь коллеге закончилась.
1997 г. К одному из самых либеральных, умных и уважаемых политиков, Е.Г., обратился член его партии, не по поводу денег или какой-то подобной помощи - по поводу преследования членами другой, антилиберальной партии. Может, собственная партия как-то поможет? Политик только умиротворенно улыбнулся - как будто призыв о помощи был обращен к кому-то другому.
И это те, кто не замарал себя декларациями в пользу коммунистического режима, кто не сотрудничал в открытую с советской властью, кто считал себя и считался либералом в недемократическом обществе. Что же тогда говорить о других? Чего требовать от народа?
Пусть эти истории выглядят, на первый взгляд, мелковато - подумаешь, отдельные личности проигнорировали обращение за помощью тех, кто поверил их умным и честным словам. Есть ведь и другие примеры - например, глобального предательства либеральной идеи (писатель Ю.Бондарев). Или, наоборот, примеры безупречного соответствия высказываемых вслух мыслей своим делам (Лидия Чуковская). И все-таки из всех этих историй можно сделать определенный вывод. Какой? Что время интеллигенции прошло, и на историческую авансцену выходит человек другого сорта? Такое мы уже проходили (см. "Вишневый сад" А.П.Чехова). Что интеллигенцию, существование которой не дезавуировал ни террор, ни застой, дезавуировали иные времена - времена первоначального накопления капитала, времена решительных действий, а не рассуждений и рефлексий (взять хотя бы заголовки статей по теме: "Русский интеллигент уходит", "ВРИО интеллигенции", "Интеллигент - имя прилагательное")? Или то, что все ужасные испытания 20 века просто уничтожили интеллигенцию - физически и морально, а ее недобитые остатки тихо доживают в начале века 21-го? И первое, и второе, и третье. Но главный вывод - иной. "Сдача и гибель" интеллигенции происходит не целым сословием, а в индивидуальном порядке, потому что интеллигент - это прежде всего самодостаточная личность, отдающая себе отчет в своих поступках. Отвечать же за эту сдачу придется тоже индивидуально. Дело в том, что "тактический курс на понижение всегда становится стратегическим курсом".(7) И тот, кто позволил себе сегодня отмахнуться от ближнего с его проблемами, как от назойливой мухи, назавтра теряет право говорить от имени этого ближнего.
Конечно, "нельзя требовать от всех людей, чтобы они были героями, но от всякого человека нужно требовать, чтобы он был порядочным".(8) А порядочность - это и есть соответствие слов делу. Слово же "благородство", например, в русском языке, к сожалению, уже даже не архаизм - историзм. Еще в 1912 году Василий Розанов писал по этому поводу в "Уединенном": "Чем я более всего поражен в жизни? И за всю жизнь? Неблагородством. И - благородством. И тем, что благородное всегда в унижении. Свинство почти всегда торжествует. Оскорбляющее свинство".(9) Солидаризироваться же с этим свинством или нет - личный выбор каждого интеллигента, живущего в России в начале третьего тысячелетия.
Внимание!!! Тезисы участников семинара являются интеллектуальной собственностью их авторов. Перепечатка запрещена. Цитирование и ссылки только с согласия авторов.