© Кубановой М.Н.
Эпоха наполеоновского господства заметно повлияла на изменение государственного устройства, общественной жизни и быта Швейцарии. За это время она вынужденно отказалась от своего федеративного устройства, приняв статус унитарной республики в 1798 г., а затем, в 1802 г., вновь вернулась к федеративному устройству, оставшись, однако, под влиянием наполеоновской Франции, подписав так называемый "Акт Медиации". В 1813г., когда союзные войска продвигались по Европе, нанося ощутимые потери Наполеону I, возросшее самосознание швейцарского народа заставило правительство страны отказаться от посреднической услуги Бонапарта и объявить о намерении вершить свою судьбу самостоятельно. В этой ситуации положение дел в Швейцарии стало меняться с ощутимой скоростью. В ноябре 1813 года Сейм заявил о нейтралитете страны. 7 августа 1814 года был подписан новый Федеральный Пакт, своего рода новая конституция, новый союзный договор, согласно которому из союзного государства, каким была Швейцария во время посреднического акта, она превращалась в союз государств. 20 ноября 1815 г., после окончательного разгрома Наполеона и его ссылки на о. Св. Елены, на Конгрессе в Вене союзные державы подписали "Акт относительно признания и гарантии постоянного нейтралитета Швейцарии и неприкосновенности ее территории", по которому Швейцарии передавались территории, захваченные Францией,: что способствовало округлению западной границы страны. Кроме того, державы торжественно признавали "всегдашний нейтралитет Швейцарии" и ручались "в целостности и неприкосновенности владений в ее новых пределах".(1)
С этого времени швейцарское государство вступило в новый период своего развития, вошедший в историю как Период Реставрации, период возвращения к "старым порядкам".
Эти швейцарские изменения вызывали достаточный интерес у российской общественности, в том числе и потому что не последнюю роль в судьбе Швейцарии сыграла российская дипломатия.
Роль России в швейцарских делах того времени заключалась, прежде всего, в поддержке нейтралитета и независимости, и сохранении конституционного правления. Лично заинтересованный в этом император Александр I "особенно много заботился о судьбе швейцарских кантонов".(2) В свою очередь, дипломатические представители России в Швейцарии - И.А. Каподистрия, а затем и П.А. Крюденер (поверенный в делах Швейцарии в 1815-1826 гг.) принимали активное участие в стабилизации политического положения этой своеобразной республики. (3)
Хотя новая швейцарская конституция, на принятии которой настаивала и российская дипломатия, приобретала все более консервативные формы, что способствовало возвращению к власти в стране аристократии и старых порядков, Швейцария не стала менее привлекательной для российских путешественников, которые открыли для себя эту страну еще в XVIII веке. Сохранившиеся путевые впечатления датированы различными периодами XIX в.(20-е, 40-е, 60-е, 90-е гг.) и началом XX в. Их анализ показывает, что до 60-70-х гг. ХIX в. путешествующими чаще всего были представители дворянства, которые имели для этого возможности. И это не удивительно, поскольку, действительно, посещение Швейцарии россиянами началось со своего рода "дворянского туризма".(4) Но с 1860-х гг. швейцарские города стали посещать и представители разночинной интеллигенции. Поэтому среди путешественников второй половины XIX в. можно увидеть педагогов и врачей, студентов и писателей.
Оставленные ими воспоминания о поездке в Швейцарию, рисовали картины швейцарских пейзажей, характеризовали особенности традиций и обычаев, и, в целом, формировали образ этого государства в глазах российской публики. Вместе с тем, некоторые российские путешественники, помимо живописных описаний жизнедеятельности и быта альпийского государства, пытались анализировать и историческое прошлое страны и увиденное ими политическое настоящее. В данной статье мы попытаемся проследить попытки путешественников охарактеризовать ситуацию в стране, сложившуюся под воздействием революционных событий конца XVIII в., наполеоновских войн и результатов Венского конгресса. Интересна оценка, которую давали русские люди сложившейся в итоге обстановке. Данная характеристика интересна еще и потому, что составлялась она образованными и грамотными людьми, но не специалистами в области истории и политики, и подвигло их на это путешествие по красивой стране. Восприятие же перемен, происходивших в швейцарском государстве, было неодинаковым и неоднозначным и
Наиболее глубокий анализ швейцарской истории провел известный русский педагог Константин Дмитриевич. Ушинский, который в начале 60-х гг. XIX в. находился в командировке в Швейцарии. В своей статье "Педагогическая поездка по Швейцарии" он достаточно подробно остановился на основных вехах исторического прошлого страны и попытался дать собственную оценку происходившим событиям. Так, оценивая влияние Французской революции и господства Наполеона I, он приходил к выводу, что они, несмотря на то, что "были жестоки и унизительны для государства, принесли Швейцарии величайшую пользу". Именно тогда, считал К.Д. Ушинский, "образовалась и развилась общенародная партия и выбилось наружу из частных интересов то сознание общей швейцарской народности, на которой продолжает строиться новейшая история Швейцарии", и настаивал на том, что именно "под суровою ферулою Наполеона I Швейцария провела несколько спокойных годов, и старые порядки сделались еще невозвратимее. Но это было только начало, и долго еще прежние партии старались воротиться на старую дорогу". (5)
"Прежние партии", о которых говорил Ушинский, это партии патрициата, аристократов. Говоря о швейцарской аристократии, авторы, прежде всего, имели в виду аристократию Берна, одного из крупных и влиятельных кантонов и городов страны, который при старом режиме являлся олигархическим правителем и имел в своей зависимости ряд территорий. Местная аристократия здесь (по меткому выражению французского историка Ж.-Р. Сюратто - плутократия) решала все вопросы и "не оставляла никаких прав низшему классу и крестьянству".(6). Путешествовавший в 70-х годах XIX века по Швейцарии и, непосредственно, по кантону Берн, в результате чего на свет появились его записки "Путешествие по Германии и Швейцарии от Петербурга до Монблана". педагог Иван Дмитриевич. Белов объяснял, что "история Берна, по отношению к другим кантонам, представляет то явление, что он постоянно стремился к гегемонии над другими Кантонами, вследствие чего и был причиной кровавых столкновений с остальными частями Швейцарии".(7) Этим же, в свою очередь, объяснял и причину богатства Берна, побывавший в Швейцарии еще в 1823 г. Андрей Гаврилович Глаголев, чиновник Министерства иностранных дел. "Здесь, - писал он, :роскошь модных лавок и пышность художественных магазинов, дают с первого раза довольно высокое мнение об изобилии граждан, помышляющих уже не столько о потребностях, сколько об удобностях и удовольствиях общественных". И добавлял: "Вообще город Берн кажется по наружности своей очень богатым; и он действительно был таким, когда имел еще вассалами своими кантоны Аргаусский, Солотурнский и Водтландский" (Золотурнский и Ваатландский - М.К). (8) Сам факт наличия вассальной зависимости и длительное ее существование в этой стране вызывал у чиновника серьезное недоумение: "Нет ничего страннее, как видеть деспотизм аристократический посреди такого народа, который гордится или лучше хвастается мнимою своею независимостью; и ничто, конечно, не противопоставляет столько препятствий политическому устроению государств, как такой образ правления".(9) Монархист по убеждению, признававший, что любой монарх "имеет целию благо народное, полагая в этом свою честь и славу", Глаголев считал, что при существовании республиканского правления, "швейцарские аристократы, напротив того, самое устроение народного блага считают только средством для достижения личных выгод". "Доказательства этому, - констатировал он, - открываются нам в истории Берна, которая почти с самого начала своего представляет одну только борьбу единодержавия и народонаселения с аристократиею:"(10) В связи с этим, и А. Г. Глаголев, и И. Д. Белов признавали, что именно "французская революция в 1798г. (имеется в виду революция в Швейцарии 1798 года, произошедшая под влиянием Французской революции и установившая режим Гельветической республики. - М.К) сбавила спеси с аристократов и Бернский народ возвратил некоторые из своих прав".(11) Этот положительный момент революции приветствовали все, кроме патрициата олигархических кантонов. Однако, признавая, что, действуя во имя этой благородной цели, "для прекращения этих неустройств, рыцари французской революции, отделив кантоны Аргауский и Вотландский от Бернского, хотели в сем последнем посадить свое дерево равенства", Глаголев замечал, что, к его сожалению, "их дерево на чужой почве скоро засохло", да и последовавшие за этим введенные в Швейцарии "Наполеоновы уставы, основанные на личных видах его властолюбия, также не принесли никакой существенной пользы". (12) Здесь мы видим некоторые расхождения в восприятии данных явлений между мнениями Глаголева и Ушинского. Однако, и они оба, и Белов, совершенно одинаково оценивали поворот событий, который произошел после низвержения Наполеона I.
К.Д. Ушинский отмечал, что "как только падение Наполеона стало несомненным", прежние партии попытались воротиться на старую дорогу. "Аристократический Берн, - писал Ушинский, - первый объявил восстановление прежних своих крепостных прав; примеру Берна последовали Солотурн (Золотурн - М.К.), Люцерн, Цюрих". (13) И.Д. Белов конкретизировал, что все началось с "несчастной битвы с французами при Граухольце", когда Берн был ввергнут "во власть чужеземную и патриции, с помощью французов, снова отобрали от народа все права, каковое положение партий в Берне продолжалось до следующей революции в 1830 г." (14) Такое положение вещей, как справедливо отметил Ушинский, не замедлило сказаться на внутриполитической ситуации: "готовилась междоусобная война".(15)
Решить вопрос государственного устройства, нейтралитета и внутренних междоусобиц должен был Венский конгресс, заседавший с сентября 1814 г. по июнь 1815 г. Значение результатов работы Конгресса для Швейцарии также было осмыслено русскими путешественниками. А. Глаголев подчеркивал, что "Венский конгресс во время обширных своих занятий, касавшихся до устройства целой Европы, не потерял из виду и Бернского кантона; и можно сказать, положил самое прочное основание его благоденствию, присоединив к двумстам прежним членам совета девяносто девять новых, избираемых из кантона". При этом, Глаголев надеялся, что "и народ и аристократы воспрянут наконец от летаргического своего усыпления: одни для того, чтоб сделаться достойными будущего своего назначения; другие для того, чтоб не унизиться перед новыми сочленами". Вероятно, увиденное им в 20-х годах в Бернском кантоне (в других кантонах ситуация была иная - М.К.) взаимодействие народа и аристократии не давало возможности говорить об их единстве. (16) Этот кантон, действительно, вернулся к старым устоям и аристократические партии вновь "наделили себя властью".
Что касается К.Д. Ушинского, то его мнение по поводу решений Венского конгресса было более трезвым и более аргументированным. "Венский конгресс, - писал он, - своим вмешательством опять остановил ее (междоусобную войну - М.К.) и еще на некоторое время отодвинул окончательную организацию Швейцарии. Он признал ее независимость и восстановил ее в прежних пределах, но под условием сохранения внутреннего спокойствия". Но он понимал, что такое внешнее, насильственное примирение не было настоящим примирением, и "все, что должно было перебродить, бродило только медленнее и скрытнее, и все, что должно было перегореть, тлело, ожидая только удобной минуты, чтобы вспыхнуть".(17) Эти удобные минуты наступили уже вскоре после окончания работы Конгресса, поскольку возращение к старым порядкам было неоднозначно воспринято в "новых", принятых в состав страны в 1815 г. кантонах и в уже проявивших себя демократическими кантонах французской Швейцарии. Недовольство проявлялось в связи с тем, что "под скрытым влиянием Австрии, Франции и папы страна начала снова подымать голову; крепостные отношения, несуществующие по закону, стали появляться на деле; прежние правители опять добрались до управления".(18) Так оценивал ситуацию К.Д. Ушинский. Несколько иначе изменение ситуации в стране после крушения медиационных порядков виделось журналисту и одновременно чиновнику Николаю Ивановичу Гречу, который побывал в Швейцарии дважды - в 1817 г. и в 1841 г. - и имел возможность сравнить увиденное. В его рассуждениях просматривается позиция монархиста и сторонника старорежимных устоев. Посетив и в первый, и во второй приезд один из крупнейших городов страны - Цюрих, он отметил, что "этот город во многом переменился к лучшему".(19) Однако, сопоставляя правящую элиту 40-х годов с правительствами, пришедшими к власти после освобождения Швейцарии от наполеоновской зависимости, приоритет он отдавал все же последним, то есть, по существу, правительству старой аристократии, той самой олигархии, которая правила городом и кантоном до революции 1798г. Он писал: "По восстановлении Швейцарии, в 1814 году, правление Цюриха находилось в руках степенных, почтенных людей, которые берегли общественную казну, уменьшали налоги и подати, и не вдавались ни в какие новизны". (20) Это, по его мнению, соответствовало интересам народа. А вот пришедшее в 1830г. (на волне революционных событий во Франции - М.К.) новое правительство, согласно Гречу, "поступило в руки так называемых радикалов, которые хотели все преобразовать радикально". Они отличались "наглостью, дерзостью, гордостью и гласными пороками", "многое начинали, ничего не оканчивали, и портили даже хорошее необдуманностью и поспешностью". Этим, считал он, они и "навлекли на себя презрение людей скромных и благомыслящих". (21)
Совершенно другое мнение по поводу происходивших после 1814 г. перемен в Швейцарии высказался будущий декабрист Николай Иванович Тургенев, воспитанный швейцаркой Тоблер, побывавший в Альпах в 1811 и в 1814гг.., и по своему любивший эту страну. Как утверждает Р.Ю Данилевский, Н. Тургенев в своем дневнике еще в 1814 г. с неприязнью цитировал франкфуртскую газету, которая выражала сожаление о крушении старых порядков в Швейцарии. Эта неприязнь была вызвана тем, что швейцарские пейзажи, а именно горные снега, печи в крестьянских домах всегда напомнили ему Россию. Вместе с тем, его удручал контраст между жизнью народа на родине и в Альпах. Так, например, восхищаясь стремлением женевцев к независимости, Н. Тургенев с тоской вспоминал в 1814г. о Петербурге, где ему виделись лишь "холодная зима, еще более холодные люди, прямые улицы, рабство". (22) Поэтому стремление к свободе и независимости, существовавшее в умах швейцарцев вызывало уважение и сочувствие, а возврат к старым порядкам, к режиму вассальной зависимости отметался Тургеневым сразу же.
Интересны в целом и общие замечания Н. Греча о его впечатлениях, полученных от посещения Швейцарии в 1841г. Признаваясь, что с его стороны судить о "нравственном, умственном и политическом ее состоянии, было бы слишком дерзко", поскольку он находился в стране всего шесть дней, а "в шесть дней и одного села порядочно не рассмотришь", Греч, все же, констатировал, что "Швейцария мало сделала успехов с 1817г.", когда он видел ее впервые.(23) "Если что сделано, - писал он, - в Швейцарии нового и хорошего, то сделано для проходящих: построены дороги, исправлены и разукрашены гостиницы". В остальном же ситуация ухудшилась. "Всё партии да расколы", - резюмировал Греч. И еще менее радостная картина рисуется им в конце повествования: "В Швейцарии господствует какая-то угрюмость, заметна какая-то досадная скука; никто не доволен; всяк желает и ищет чего-то, но не того, чего добивается его сосед. Там не видать сельских плясок, не слыхать музыки. Одна природа, величественная и не побеждаемая мелкими страстями человека, красуется там в вечном своем достоинстве; она невольно влечет туда всякого странника, и указывает ему на памятники старинной славы, доблести и истинной свободы швейцаров".(24) Напомним, что Н. Греч описывал ситуацию в Швейцарии, увиденную им в начале 40-х гг. Именно в это время страна переживала период гражданской войны и ждала новой революции 1848г. В связи с этим, можно признать характеристику Греча объективной, хотя в дневниках других путешественников, побывавших в стране в данный период такие пессимистические описания отсутствуют.
Анализ воспоминаний русских путешественников XIX в. о своем пребывании в Швейцарии позволяет увидеть не только восхищенных, "обезумевших" от красот страны людей, но и мыслящих и глубоко сострадающих и своей стране, и стране посещения граждан. Все увиденное в альпийском государстве они пытались понять, в том числе, и с точки зрения ее исторического прошлого, пробовали объяснять увиденные негативные или позитивные моменты влиянием тех или иных исторических событий. Восприятие перемен, произошедших в швейцарском государстве вследствие возврата к федеративному устройству и новых установлений Венского конгресса, было не всегда равнозначным, что может быть объяснено собственным мировосприятием, мировоззрением путешественников, их политическими пристрастиями и положением в обществе. В целом, же все авторы давали правильную оценку самой необходимости перемен, но дальше начинались расхождения. Российские путешественники разделились на сторонников "старого" и "нового" порядков, как и жители самой Швейцарии. Так или иначе, но работы посетивших Швейцарию русских людей, не являвшихся профессиональными историками, могут считаться как источниками по истории этой страны, так и, в некотором смысле, попытками научного анализа, проведенного через призму собственного восприятия увиденного.
Внимание!!! Тезисы участников семинара являются интеллектуальной собственностью их авторов. Перепечатка запрещена. Цитирование и ссылки только с согласия авторов.