(На примере описания событий 19171 г. на Ставрополье в местной историографии)
Изучение отдельных, наиболее спорных в исторической науке, сюжетов местной историографии Ставрополья в контексте преподавания истории России в вузе навело на ряд размышлений о роли психологических факторов в изучении и восприятии прошлого.
Обратившись к достаточно скромной историографии истории революций 1917 г. на Ставрополье, мы отобрали три различных по времени и авторству текста. Это книга, составленная к десятилетию Советской власти руководителем местного агитпропа Ф.М. Головенченко (1), первая глава второго тома "Очерков истории Ставропольского края", написанная в начале 80-х гг.(2), и частично девятую и десятую главы, написанные различными авторами для одного из последних изданий по истории Ставрополья (3). В ходе их сравнительного анализа стало ясно, что существует несколько уровней "заинтересованности" психологии в понимании того, что происходило в Ставропольском регионе в те революционные дни.
Во-первых, мотивы поступков и намерения современников событий 1917 г., их размышления, впечатления, эмоции проступают сквозь ткань источников, прежде всего, письменных. Интеллектуальная и повседневная жизнь, особенности индивидуального и массового сознания, микроистория и поведение различных социальных групп - важнейшие составляющие более полного представления о том сложном времени. Очевидно, что в данном случае необходимо целенаправленно применять, наряду с другими методами, подходы и методики исторической психологии. С этой точки зрения в ставропольской историографии подобные тексты только ждут своего воплощения, причем не в виде отдельных тезисов и статей, а как фундаментальное исследование Ставропольской истории с позиций "новой локальной истории".
Вместе с тем, важным психологическим аспектом интерпретации исторических событий являются мотивы и психологические особенности историков, пишущих научные тексты, в нашем случае, тексты о 1917 годе на Ставрополье. В последнее время много написано о мотивах тех или иных действий исторических персонажей и социальных групп. В контексте интеллектуальной истории особую актуальность приобретает мотивация авторов исторических текстов. В частности, мотивы составления юбилейного издания Ф.М. Головенченко, казалось бы, просты и очевидны: создать историческое произведение, прославляющее вождей революции, большевистскую партию, воспевающее в рамках идеологических норм итоги революции. Однако текст книги под его редакцией не оправдывает подобные ожидания. Перед нами стремление как можно достовернее изложить события, опираясь на источники, что подтверждается конструкцией работы, которая близка хрестоматии, так много в ней прямых извлечений из документов, газет, листовок, воспоминаний. Сопоставление времени написания с построением текста и с биографией автора, позволяет сделать некоторые выводы о психологии времени и конкретного индивидуума как представителя определенной социальной группы. В конце 20-х годов идеология еще не вытеснила российские традиции гуманитарного знания, которые включали в себя интеллектуальную честность, добросовестное отношение к источникам. Головенченко демонстрирует, несмотря на свое служебное положение и бедняцкое происхождение, кодекс чести российского образованного человека - не фальсифицировать события в угоду заданной цели.
С другой стороны, язык небольших авторских комментариев помогает понять сочувствие революции и ее победителям, искренность которого подтверждается не идеологемами, которых в книге практически нет, но эмоциональностью авторского текста. Наконец, разговорные обороты выдают в авторе не историка-профессионала, но историописателя, не стремящегося сдержать свои эмоции, но пытавшегося говорить правду.
Гораздо труднее за идеологическими мотивами распознать психологические факторы, движущие автором главы о событиях 1917 г. на Ставрополье в "Очерках истории Ставропольского края". С одной стороны, очевидно, что писал серьезный профессионал, умело организовавший большое количество фактов местной истории в контексте общероссийских событий. С другой стороны, в тексте очень мало ссылок, что свидетельствует об отношении составителей к читателю. Главное, текст должен быть идеологически правильным, тогда читатель поверит описанию событий и без сносок на источники.
Автор не считает нужным отметить введение им в оборот новых данных в сравнении с прежними изданиями, прокомментировать использованные источники, например текст книги Головенченко, которого современный историк активно использует. В тексте "Очерков" наличествует весь идеологический инструментарий: заданная схема, по которой местные события подстраиваются под события в Центре, выборочный подход при освещении причин тех или иных обстоятельств. Например, запоздалая информация о февральских событиях в Петрограде объясняется только происками местных царских властей, а объективные условия такой ситуации просто игнорируются, отсутствие персонификации исторических личностей из классово враждебного лагеря и т.п. Таким образом, за известными идеологическими нормами психология историка почти не видна. Его стремление к серьезному анализу все время наталкивается на идеологическую необходимость. Типичность данного текста позволяет понять чрезвычайно трудные условия, те ограниченные возможности, в которых работали исследователи истории России XX века в советское время.
Наконец, современные тексты по истории революции 1917 г., представленные в коллективной монографии "Край наш Ставрополье", отмеченной известным единством методологических подходов, отражает различие авторской психологии. Мотивация автора 9 главы строится на представлениях историка о том, что достоверное представление о прошлом немыслимо без опоры на разнообразные источники. В результате текст основательно фундирован и содержит множество новых сведений, интересных любому читателю. Прослеживается авторская позиция, по которой приращение исторического знания отождествляется с накоплением новых фактов. Ему не чуждо понятие исследовательской честности, в результате описание событий деидеологизировано и обнаруживает стремление историка показать прошлое, "как оно было на самом деле". Деидеологизация коснулась и персоналий. Автор персонифицировал те личности, которые в данный момент, по его мнению, играли наиболее активную роль в общественной жизни, а не по классовому признаку.
Иначе выглядит текст 10 главы, где идет речь о событиях марта-октября 1017 г. на территории, вошедшей в Ставропольский край. Автор сохранил основные положения и ссылки текста 1986 года, не найдя нужным представить новые данные. "Новизна" подхода обеспечена формальным использованием отдельных терминов, бытующих в современной историографии, вроде "модернизации" или "радикализма". Такое отношение автора к тексту не означает научной недобросовестности, которая проявляется в заимствовании чужой работы, т.к. автор был научным редактором "Очерков истории Ставропольского края" и несомненно участвовал в формировании идеологической схемы подачи материала. Речь в данном случае должна идти о том, что приоритетным для него является не познавательная, а воспитательная задача в духе исповедуемой всю жизнь советской идеологии. Даже попытка обновления авторского взгляда на события 1917 г. оборачивается очередной идеологемой. Он делает акцент на том, что население губернии на выборах в Учредительное собрание, проголосовало "за социалистические парии, а не за кадетов", оставив в тени факт проигрыша большевиков на этих выборах.
Мотивы и психологические особенности авторов предложенных текстов становятся более объяснимыми, если учитывать не только социальные, политические и личностные факторы, но и отношение их к читателю, для которого, собственно, и написаны эти тексты. Несмотря на свое номенклатурное положение, Ф.М. Головенченко еще не выработал номенклатурного мышления, и воспитательную функцию исторического текста видел в его достоверности и обеспеченности источниками. Его главная задача состояла в том, чтобы неискушенные читатели знали историю революции на Ставрополье, что само по себе выступало воспитательным моментом. Важно, что автор уважает своего читателя, не зависимо от уровня его грамотности и политической подготовленности.
Таким же уважительным отношением к читателю отличается и текст автора 9 главы "Край наш Ставрополье". Для него важно, чтобы его повествование было интересно читателю, кем бы он ни был. Однако он не вполне учитывает современного искушенного и настороженного читателя, которому уже недостаточно описания новых фактов. Что касается текстов в "Очерках" и в 10 главе, то здесь мы видим стремление авторов воспитывать наивного читателя, не способного к самостоятельной оценке событий. Здесь налицо неистребимая потребность идеолога и партийного функционера поучать, сквозь которую просвечивает снисходительно-неуважительное отношение к своему неразумному читателю.
Таким образом, круг психологических факторов исторического текста замыкается на их восприятии читателями. Говоря о психологии изучения местной истории, надо иметь в виду недоверие современников к идеологизированным историческим рассказам, специфику их информированности в области истории, связанную с экспансией СМИ. Вместе с тем, следует учитывать и человеческую интенцию к оживлению прошлого и будущего (4). Современный читатель хочет видеть "живую" картину прошлого в многоцветье чувств и действий разных людей той эпохи. Поэтому так важно сегодня не просто честное изложение фактов без идеологического назидания, но и честная авторская интерпретация этих фактов с применением новых методов исследования, в том числе, и исторической психологии, которая воссоздает картину не только социально- политической и, но и повседневной жизни. Честный разговор историка с читателем предполагает также наличие ясной авторской позиции, которая, тем не менее, не терпит менторского тона.
Внимание!!! Тезисы участников семинара являются интеллектуальной собственностью. Цитирование и перепечатка возможна только с письменного разрешения автора и указания имени автора и источника.