Казачье литературное наследие в советское время разделило судьбу самого сословия - как тема научного исследования оно игнорировалось, а его художественное значение умалялась. При этом литература как дополнительный, но весьма важный источник познания различных этапов становления и последующих трансформаций исторической и социальной психологии кубанцев просто игнорировался. Такой идеологический подход привел к тому, что вначале 21-го столетия мы не имеем не только монографии, но даже претендующего на научность краткого исторического очерка, дающего представление о тенденциях литературного развития Кубани в первые 140 лет новейшей колонизации края (1792 - 1932 гг.) Более того, для написания обобщающего труда не создана источниковая база в виде издания многочисленных произведений местных авторов, остающихся в рукописях, а также научного переиздания ранее публиковавшихся книг, которые, в силу идеологических причин, подвергались цензирированию или чрезмерной редакторской правке, искажавшей не только стиль, но и первоначальный художественный замысел писателя. Кроме того, совершенно очевидно, что как первого, так и второго типа издания должны быть тщательно откомментированы, а это невозможно без введения в научный оборот эпистолярной части кубанского литературного наследия и весьма редких на Кубани источников мемуарного характера, позволяющих говорить о таких историко-литературных категориях, как "литературный контекст", "литературный быт эпохи" и прочее. Над решением очерченных выше задач работает небольшое, но стабильно действующее научное направление "Литература региона", объединяющее группу ученых и исследователей Кубанского государственного университета культуры и искусств и ассоциированных в нее краеведов Ростовской области и Ставропольского края. Результаты их деятельности нашли отражение в материалах ежегодных научно-теоретических конференций, а также на страницах журналов "Кубань: проблемы культуры и информатизации" и "Родная Кубань". Десятилетний опыт работы привел нас к пониманию, насколько серьезно актуальные вопросы регионального литературоведения и книгоиздания связаны с проблемами, решаемым в рамках исторической психологии. Покажем это на примере некоторых осуществленных и осуществляемых нами в последнее время книгоиздательских проектов.
Индикатором, выявившим главные болевые точки проблемы, стал выход довольно большим тиражом (4 200 экз.) первой в истории края антологии кубанской литературы "Курень" (Краснодар, 1994 г.). Составитель (В.К. Чумаченко) руководствовался естественным для такого жанра издания принципом отбора произведений - их качеством. Поскольку практически вся местная дореволюционная литература создавалась на украинском языке, естественно, что именно украинские авторы (Я.Кухаренко, В.Мова, Я.Жарко, В. Потапенко, Г.Доброскок) составили костяк антологии. В ней также были представлены образцы творчества авторов, писавших на "козацкой мове" - черноморском диалекте украинского языка (А.Пивень) - и на "мешанной мове", которой пользовались представители украинской школы в местной русскоязычной литературе (Н.Канивецкий). Между тем, по мысли самых ожесточенных критиков этой книги необходимо было, прежде всего, соблюсти принцип равного представительства авторов по национально-языковому признаку. При этом их не смущало, что предлагаемые для установления этого паритета русские писатели не были кубанцами, так как подобным образом сами себя никогда не идентифицировали (М.Лермонтов, декабристы, М.Горький, В.Маяковский и др.). Их еще больше устроила бы ситуация, когда, вопреки исторической истине, русскоязычные авторы (за счет выпячивания "кубанских эпизодов" в биографиях классиков), в книге стали бы преобладать. Таким образом, проблема читательского восприятия литературы прошлого обернулась проблемой идеологического трактования самого прошлого, и, конечном итоге, уперлась в проблему идентичности кубанцев - их национальной самоидентификации.
Кто мы: "казаки", "русские", "хохлы", "украинцы"? - не устают задаваться вопросом местные этнографы, социологи и историки, отвечая на него в меру своей идеологической ангажированности, забывая при этом, что этот вопрос тоже имеет свою историю, которая обладает удивительной способностью постоянно проецироваться в будущее и решаться каждый раз по-новому, с учетом ментальности современников и в соответствии с меняющейся картиной мира.
Показательна в плане затронутых проблем история издания обнаруженной нами интермедии В.Мовы (Лиманского) "Кулиш, Байда и казаки". Эта пьеса кубанского автора явилась его реакцией на появление другой пьесы - "Байда Вишневецкий", написанной одним из кумиров его молодости П.Кулишом. "Ранний" Кулиш разделял точку зрения на казачество как прогрессивную историческую силу, но к концу жизни свое мнение изменил на противоположное, что и нашло отражение пьесе. Ее публикация вызвала ряд критических откликов. Своеобразной рецензией, самой запальчивой и казакофильской по характеру, оказалась пьеса екатеринодарца В.Мовы. Не опубликованная в свое время, она долгие десятилетия считалась утраченной. В начале 90-х годов мне удалось выявить ее в Институте рукописей Академии наук Украины и позднее издать в содружестве с академиком Ю.Шевелевым под эгидой Украинской академии культуры и искусств в Нью-Йорке. Это было новое по типу книжное издание, реконструирующее один из узловых моментов не только украинской литературы, но и формирующейся украинской ментальности. Вот почему мы включили в книгу, помимо обнаруженного нами неизвестного текста В.Мовы, пьесу самого П.Кулиша и все прижизненные рецензии, которых она удостоилась. Отпечатанная в США книга поступила в Краснодар одновременно с изданной массовым тиражом брошюрой эмигранта Н.Ульянова, в которой автор, отвергая право украинцев на государственную независимость, опирался на негативную трактовку истории казачества, высказанной "поздним" Кулишом. "Паириот из-за бугра" считал, что народ, ведущий свою историю от бандитов с большой дороги (казаков) не может иметь свою государственность. Любопытно, что брошюра Ульянова была отпечатана как спецвыпуск газеты "Русский вестник", которая в других номерах всячески приветствовала идею возрождения казачества, а распространять брошюру на Кубани взялись рьяные пропагандисты такого возрождения. Очевидно, они не поняли, что автор, отвергая право Украины быть независимой, перечеркивал одновременно и такую дорогую для них идею возрождения казачества.
Такой же причудливой представляется история издания и переиздания произведений первого кубанского казацкого классика атамана Я.Г. Кухаренко. Выход в 1880 г. в Киеве его первой книги остался практически незамеченным земляками. Да и на Украине тогда не появилось ни одной рецензии. Иное дело - пражское издание 1928 г., предпринятое Громадой украинцев с Кубани. Оказавшиеся на чужбине казаки осознали личность и творчество своего писателя как ту историческую и духовную ценность, которая может объединить разрозненные круги казачьей эмиграции в ее стремлении вновь увидеть берега отчизны. На плакате, объявлявшем о сборе необходимых на издание средств, эта мысль выражена лаконично и предельно обнаженно: "Я.Г. Кухаренко дал ярчайший рисунок запорожцев в первую эпоху их жизни на Кубани - типы черноморцев, не изжитые еще и сегодня: Необходимо познавать Кубань и Кубанцев, начиная с картин и типов, нарисованных Я.Г. Кухаренко". На издание собирали средства со всех стран казачьего рассеяния. Причем многие казаки присылали деньги "за себя, жену и родившегося уже в эмиграции сына", и размер каждого вклада указывался в последнем разделе книги, где сообщались имена жертвователей на ее издание. В конце 90-х годов, когда мною была предпринята попытка вновь издать сборник произведений Я.Г. Кухаренко в предверии двухсотлетия со дня его рождения - впервые на его родине, на Кубани - я остался один на один со своими финансовыми и организационными проблемами. Ни возрожденное и отнюдь не бедствующее казачество, ни либеральная интеллигенция этим проектом не заинтересовались, объединившись в своем желании всенародно отпраздновать аналогичный юбилей сверстника Якова Герасимовича А.С. Пушкина, который когда-то проездом посетил (точнее - пересек) Кубань, через которую лежал тогда путь на Кавказ. Ничего странного в этом нет. Сегодня напечатать произведения Я.Г. Кухаренко в Краснодаре - это лишний раз напомнить кубанцам, что их классик писал на языке предков - украинском языке - который они утратили. Вот почему есть в казачьей столице музей Кухаренко, памятник ему, литературная премия его имени, но не издано ни одной книжки самого писателя.
Нет никакого сомнения, что проблемы подобного идеологизированного прочтения кубанской классики останутся и впредь и будут объективно тормозить ее возвращение к читателю. Но уже осознание их в категориях, которыми оперирует историческая психология, - первая ступенька по пути преодоления препонов.