© В. М. Пивоева
В современном религиоведении существуют две типичные ошибки, на которые указывал еще А. Ф. Лосев. Но, вопреки его словам, многие ученые продолжают придерживаться привычных стереотипов.
Это, во-первых, что первобытный человек верил в миф как в реальность; и, во-вторых, традиционное для рационалистической науки непонимание различия между мифологией и религией, опирающееся на ошибочное утверждение, что мифология есть ранняя форма религии и различие между ними имеет лишь количественный, а не качественный смысл. Мне уже приходилось вкратце писать на эту тему, но, видимо, публикации остались незамеченными1.
Истоки потребности в культуре уходят в древний период развития общества, когда в связи с враждебностью "чужого" мира формируется чувство сакрального, почитательно-боязливого, настороженного отношения к духу-тотему как к близкому "своему-чужому", потому что этот зверь-тотем был доступен, бегал по лесу, его дозволялось убить и съесть (правда, лишь в ритуально-обрядовых целях). В то же время зверь-тотем считался могучим и таинственным представителем "чужого" мира, бывшим прародителем, покровителем и защитником, то есть "своим". Как "своему", ему доверяют, надеясь на его помощь и покровительство, но полного доверия к нему нет, потому что он все же принадлежит "чужому", зверино-природному миру, отсюда очевидна необходимость упрочить, продлить и углубить его доброе отношение, нужно "платить", жертвовать ему какие-то ценные вещи, сначала еду, потом драгоценные украшения. Так сформировался "культ" почитания и поклонения тотему, поскольку тот имел возможность, контактируя с "чужим" миром, обеспечивать человеку большие гарантии выживания.
Утверждение о том, что древний человек "верил в мифы" неправомерно, еще А. Ф. Лосев справедливо указывал на то, что миф не требует никакой веры потому, что "вера предполагает какую-либо противоположность того, кто верит, и того, во что верят. Мифическое же сознание развивается еще до этого противоположения, и потому здесь - и не вера и не знание, но свое собственное, хотя и вполне оригинальное сознание. С т. з. первобытного человека, еще не дошедшего до разделения веры и знания, всякий мифический объект настолько достоверен и очевиден, что речь должна идти не о вере, но о полном отождествлении человека со всей окружающей его средой, т. е. природой и обществом"2. Феномен веры возникает лишь на этапе разложения архаического мифологического сознания, когда накопившийся опыт освоения мира все более противоречит мифологическому тождеству субъекта и объекта, человека и окружающего мира, возникают сомнения в непротиворечивости мифологической ценностной картины мира, мифологического объяснения и интерпретации фактов и факторов реального мира. Вместе с сомнением, как его антитеза, формируется феномен веры, сознательного некритического отношения к тем или иным выводам, умозаключениям и представлениям сознания. На смену тотему или герою-первопредку приходит бог. По словам О. М. Фрейденберг, "когда стал виден греховный человек, родился безгрешный бог"3.
Представим себе два враждующих племени. После длительной войны одно из племен побеждает другое, и победители говорят побежденным: "Ваши духи-тотемы вам плохо помогали, вы должны их забыть и поклоняться нашим духам-тотемам, они лучше заботятся о людях". И тогда побежденные оказываются в ситуации сомнения. Это очень важный промежуточный этап на пути от мифологии к религии. Пока нет сомнения, веры быть не может. Лишь после сомнения начинается сознательный выбор: или верим, или не верим. Если выбор сделан в пользу неверия, то мифологические сюжеты утрачивают сакральный смысл и переходят в ведение бабушек и дедушек, которые рассказывают внукам: "В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Кащей Бессмертный, Иван-царевич и Серый Волк..." Все понимают, что это вымысел, но вымысел поучительный, нравоучительный, который "выбрасывать в корзину" не следует, он пригодится в воспитательном процессе. Здесь возникает та условность, которая позже вызревает в художественную форму и становится началом искусства. Если же, напротив, основания есть, то эти люди говорят: "Мы верим, что наши духи-тотемы нам помогут преодолеть наши проблемы, мы освободимся от иноземного господства и добьемся независимости", - начинается вера и религия.
Нередко возражения строятся со ссылкой на слова известного христианского апологета Тертуллиана "Верую, потому что абсурдно"4, из чего делают вывод, что в основании религии лежит "слепая вера". Думается, что такая трактовка слов Тертуллиана неверна. Тертуллиан имел в виду отсутствие объективных, рациональных оснований в вере, опору на иррациональные основания.
Вера предполагает противоположность субъекта и объекта, что невозможно обнаружить у человека, живущего в мифе. Вера является осознанным некритическим принятием каких-то норм в качестве ценностей, и такое отношение есть результат рефлексии и сомнения в достоверности сложившейся системы ценностей. После критического осмысления существующей ценностной картины мира человек какие-то ценности отвергал как недостоверные, другие же принимал в качестве ценностных аксиом.
Типичная рационалистическая и марксистская точка зрения определяет веру как "специфическое о т- н о ш е н и е к действительности или воображаемым объектам, когда их достоверность принимается без теоретических и практических доказательств. Вера противоположна знанию. Психологически в ее основе лежит ч у в с т в о, создающее и л л ю з и ю познания того, что создано воображением. Вера обязательный компонент религии. Исторически входит в грамматический корень слов уверенность и доверие, но не связана с ними по содержанию"5. Трудно полностью согласиться с таким истолкованием. Во-первых, вера не требует рационально-практического обоснования, но нуждается в духовно-практическом опыте; во-вторых, вера противоположна знанию лишь в гносеологическом аспекте, но является дополнительной в аксиологическом; в-третьих, "вера", "уверенность" и "доверие" хотя и различны по смыслу, но не противоположны по содержанию; в-четвертых, как заметил Эмиль Дюркгейм, идея "сверхъестественного" не характерна для первобытных народов, она возникает на определенном этапе зрелости общественного опыта и сознания. Нет никакого основания приписывать древнему человеку религиозные чувства поклонения Богу. Его отношение к предку-тотему можно обозначить как чувство "сакрального", в отличие от чувства "священного" по отношению к Богу в религии.
По словам Л. Толстого, "вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которой человек не уничтожает себя, а живет. Вера есть сила жизни. Если человек живет, то он во что-нибудь да верит... если он понимает призрачность конечного, он должен верить в бесконечное. Без веры нельзя жить"6. "Вера" есть сознательное отношение, подкрепленное личным опытом переживания, "уверенность" - синоним "убежденности", а "доверие" - это отдавание себя под защиту и власть надежному, доброму и сильному началу, которое способно гарантировать безопасность и благополучие. По определению У. Джемса, "вера ? это уверенность в том, что с теоретической точки зрения еще может возбуждать сомнения, ...мерилом веры служит готовность действовать ради цены, удачное достижение которой не гарантировано нам вперед"7.
Религия противопоставляет верующего и Бога как раба и высшее существо, чтобы через таинство причащения к Богу возвысить человека. Иначе говоря, мироощущение верующего двойственно и состоит из переживания своей ничтожности перед Богом и причастности к нему как великого блага, которое он получает в качестве награды за богопослушное, праведное поведение. Поэтому Бог - это далекий "свой-чужой". Таким образом, при наличии некоторого сходства между мифологией и религией есть существенные различия, которые заключаются в нескольких пунктах.
Во-первых, мифология опирается на почитание духа-тотема, а религия на почитание Бога или иного священного начала. Дело в том, что на Востоке есть религии, где отсутствует представление об антропоморфном Боге, как воплощении высшего священного Абсолюта: китайцы поклоняются безличным Небу или Дао.
Во-вторых, тотем есть близкий "свой-чужой", это предок, прародитель, поэтому он "свой". В то же время этот зверь живет в чужом, зверином мире, поэтому он "чужой". Вместе с тем, его можно увидеть и потрогать, а в обрядово-праздничной ситуации можно его убить и съесть. В отличие от этого Бог - далекий "свой-чужой". Он тоже наш покровитель, защитник, помогает нам, поэтому он "свой", но он далеко, неизвестно где, в чужом мире, его увидеть нельзя. Здесь возникает трудный вопрос о том, почему на православных иконах Бог Отец изображается в виде человека. Основание для этого находят в Библии, где говорится, что Бог создал человека "по образу и подобию своему". Допустим, что человек похож на Бога, но следует ли из этого, что Бог похож на человека? И второй вопрос: разве Бог имеет телесный вид и материален? Ответ очевиден, думается, что разумнее полагать, что человек лишь духовно (а не материально) подобен Богу.
В-третьих, отношение к духу-тотему можно обозначить чувством сакральным, содержание которого - доверие и страх, доверие к "своему" и страх перед "чужим". Отношение к Богу - священное чувство, содержание которого - вера, любовь и страх. С точки зрения рационализма, любовь и страх - исключают друг друга, но в религиозном священном чувстве они вполне сочетаются: мы Бога и любим, и боимся, - никакого противоречия в этом не замечаем.
В-четвертых, еще в 1930 году в "Диалектике мифа" А. Ф. Лосев сказал, что мифология может существовать без религии, поскольку возникает раньше, а вот религия без мифологии существовать не может8. Протестантский теолог Рудольф Бультман опубликовал в начале 1950-х годов большую статью "Демифологизация Нового завета"9, где высказал предложение выбросить из Нового завета, из религии всю мифологию, полагая, что все это устарело и не соответствует современному религиозном сознанию. Началась дискуссия, в которой участвовали многие философы и теологи (например, К. Ясперс, П. Тиллих), которые пришли к выводу, что этого сделать нельзя. Думается, что зря спорили, ибо Лосев об этом сказал, что мифология придает религии субстанциональность. А согласно Аристотелю, субстанция есть форма и материал чего-либо10. Если убрать из религии форму и материал, то она "рассыплется".
В-пятых, самое главное различие - в основе мифологической обрядовой жизни лежит ритуально-обрядовое жертвоприношение и вполне реальная трапеза: тотемное животное убивают, поджаривают и съедают, насыщая свой желудок вполне реальным мясом; в основе же религиозной обрядовой жизни лежит исповедь, покаяние и мистическое причастие. Когда верующий после исповеди получает кусочек хлеба и ложечку церковного вина, они становится телом и кровью Христовыми лишь мистически, а не реально, и если не понимать этого различия, то уподобляться туземцам-людоедам, которые в ответ на критику христиан-миссионеров однажды заявили, что те сами людоеды, ибо съели своего Бога и регулярно его мясо едят во время причастия. Извините, за кощунство и нелепость, но христиане - не людоеды и "мясо Богочеловека Христа во время причастия не едят". В этом заключается принципиальная разница между мифологией и религией, не понимать которую, - значит, становиться в один ряд с этими туземцами.
Таким образом, можно обобщить различия между мифологией и религией в таблице:
Мифология Религия
Почитание духа-тотема Почитание Бога (или поклонение иному священному началу)
Тотем ? близкий "свой-чужой", его можно увидеть Бог ? далекий "свой-чужой",Бога увидеть нельзя
Чувство сакрального=Доверие+Страх Чувство священного= Вера+Любовь+страх
Может существовать без религии Не может существовать без мифологии, которая придает ей "субстанциональность"
В основе обрядовой жизни лежит ритуальное жертвоприношение и реальная трапеза В основе обрядовой жизни лежит исповедь, покаяние и мистическое причастие
По мнению Фрейда, культура возникает как средство противостояния "против опасностей природы и рока и травм, причиняемых человеческим обществом. Общий смысл всего таков: жизнь в нашем мире служит какой-то высшей цели, которая, правда, нелегко поддается разгадке, но, несомненно, подразумевает совершенство человеческого существа. По-видимому, объектом этого облагорожения и возвышения должно быть духовное начало в человеке - душа, которая с течением времени так медленно и трудно отделилась от тела"11. Человеку общественному противостоит чужая внешняя природа и "свои-чужие" животные инстинкты собственной природы. Освоение, обуздание их ? задача эволюции человека.
П. А. Флоренский производил культуру из культа, под которым он понимал "выделенную из реальности ту ее часть, где встречается имманентное и трансцендентное, дольнее и горнее, здешнее и тамошнее, временное и вечное, тленное и нетленное"12. Он считал, что "святыни ? это первичное творчество человеческое; культурные ценности ? это производные культа"13.
Таким образом, определение веры можно дать такое: вера есть сознательное некритическое отношение к каким-либо феноменам как достоверным, если на то есть субъективные основания. А если есть объективные? Как один студент сказал: "Вот пришел бы к нам Господь Бог, тогда бы я поверил!" Это, разумеется, невозможно. Если бы Он пришел к нам, мы все его увидели бы, сфотографировали его, взяли автограф - это получило бы объективные достоверные основания, и стало бы основой не веры, а научного, достоверного знания. Вера не может опираться на такие основания. К кому-то одному Бог может придти, если он того заслуживает, но другие при этом присутствовать не имеют права.
Внимание!!! Тезисы участников семинара являются интеллектуальной собственностью авторов. Цитирование и перепечатка возможна только с письменного разрешения автора.