© И.В. Устиновского
Поиск новых подходов к изучению историографии, по мнению современных специалистов, происходит, во-первых, на теоретико-методологическом уровне (структура, задачи и методы историографического исследования); во-вторых, на уровне исследований конкретных историографических проблем; в-третьих, в направлении осмысления различных исторических концепций и их персоналий; в-четвертых, изучения исторического сознания общества. В связи с решением последней задачи несомненный интерес сегодня представляет трактовка исторического сознания, которую давали сторонники концепции "евразийства".
Термин "евразийство", сегодня снова вошедший в лексикон ученых и политиков, имеет свою историю. Он берет свое начало от изданного в 1921 г. в Софии сборника "Исход к Востоку". Основными авторами его были князь Н. С. Трубецкой и П. Н. Савицкий, которые вскоре изложили основные принципы евразийской идеологии в программных работах - "Наследие Чингисхана" и "Континент Евразия". Евразийское движение переживало свой расцвет в 1920-1930-е годы, когда оно оказалось в одном русле с другим влиятельным движением в среде русской эмиграции - "Сменой вех". Оно было, как это видно сейчас, одной из попыток интеллигентских осмыслений причин и характера октябрьских событий 1917 г. в России. Для науки "евразийство" кончилось тогда, когда оно стало претендовать на роль некоей идеологии будущей России, а само имя "евразийство" стало использоваться для политических целей.
"Евразийство" сложно по своему содержанию. Сами евразийцы называли свое учение системой, указывая на его комплексный характер. Оно создавалось лингвистом Н. С. Трубецким, географом П. Н. Савицким, правоведом Н. Н. Алексеевым, теологом Г. В. Флоровским, писателем Л. Н. Гумилевым и другими. Историческая наука органично вошла в евразийскую систему в лице, прежде всего, Г. В. Вернадского, Л. Н. Карсавина и Н. М. Бицилли. Основные идеи "евразийства": Россия - особый геополитический и культурно-исторический мир; идеи автаркии; Россия и Запад, Россия и Восток; самобытность во всех сферах жизни народа; своеобразие государственности и культуры; особые географические и пространственно-климатические факторы; специфика этнических процессов; внешняя политика и иностранное влияние. Все указанные факторы исторические по своей сущности.
Свой историзм "как стремление к полной конкретности" евразийцы органически связывали с национальной идеей. "Подлинный историзм всегда национален, - писал Л. Н. Карсавин, - как в смысле, что воспринимает развитие культуры в неразрывной связи с развитием нации, так и в том, что он "всемирную" историю понимает по отношению к народу историка и к миссии этого народа". Историки, по мнению Г. В. Вернадского, далеко не все обладают этим свойством. Собиратель исторических источников, издатель, редактор, библиограф, сосредоточивший свое внимание на исторических фактах, как правило, не обладает историзмом. Историзм евразийцы связывали с появлением историософской концепции, наличие которой характеризует уровень научного знания. С этих позиций они и рассматривали российскую историческую науку, которая, по их мнению, развивалась в основном не по конструктивному пути, поскольку не следовала славянофильским традициям.
Применение к истории теории родового быта С. М. Соловьева, эволюция феодализма Н. П. Павлова-Сильванского, построения П. Н. Милюкова в "Очерках истории русской культуры", отражающие позитивистскую концепцию исторического развития, обзоры М. Н. Покровского и Н. А. Рожкова, построенные на классовом или социологическом подходе к русской истории, Л. Н. Карсавин считал не "историософскими попытками", а прилагаемой к русской истории "бледной схемой". Российская историческая наука, считали евразийцы, "уклонилась от того задания, которое поставило перед ней русское национальное самосознание". Она лишь вовлекла в сферу своего рассмотрения отдельные проблемы, выдвинутые славянофилами, но "прошла мимо их идей", "самозамкнулась" и оказалась оторванной от национального самосознания.
Отношение евразийцев к дореволюционной историографии отчетливо видно на примере творчества В. О. Ключевского. Они признавали его влияние на русское общественное сознание, что по типу своего исторического мышления он "синтетик и конструктивист", его "Курс русской истории" является одним из лучших в методологическом и изобразительно-художественном отношении. Однако с его "чисто профессорским дарованием" связывали и присущие ему "специфические недостатки". Главный из них Л. П. Карсавин видел в отсутствии историософской концепции, которая бы отвечала запросам национального самосознания. В. О. Ключевский не смог ни развить славянофильскую систему, ни противопоставить ей новую, необходимую в иных исторических условиях.
Евразийцы считали ошибочным и не применимым к России тезис В. О. Ключевского о том, что культура сближает и уравнивает общество. "Но мы-то знаем, - замечал Л. Н. Карсавин, - что такое европейское (коммунистическое) уравнение, и готовы прибавить: "Слава богу, что не всегда у нас было так, как в 1918-1920 гг.". Возражения вызывали и "обличения" В. О. Ключевского (с европейской точки зрения) земских соборов в России, мысль о миссии русского народа, который "спас европейскую культуру от татарских ударов, оберегал тыл европейской цивилизации". Историческую миссию России, считали евразийцы, В. О. Ключевский понимал как историк западной ориентации.
В итоге, признание евразийцами В. О. Ключевского "одним из первых мастеров русской исторической науки" сопровождалось утверждением отсутствия у него "историософской идеи" и развитой "общей концепции", что он принадлежит прошлому и не может стать "опорой для вновь пробуждающегося русского самосознания". Нам представляется, что критика В. О. Ключевского и в его лице российской исторической науки объяснялась в основном ее прозападной направленностью, рассмотрением истории России в рамках не евразийской, а европейской цивилизации.
Однако, создавая свою историческую концепцию, евразийцы опирались на определенные научные традиции. Они отрицали прозападную дореволюционную историографию, не замечая в ней идей, которые были созвучны им. В славянофильской и постславянофильской (Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев) исторической литературе евразийцы обходили молчанием те ее черты, которые не согласовывались с их собственными взглядами. Оппоненты "евразийства" А. А. Кизеветтер, П. Н. Милюков, Н. А. Бердяев, а также отошедшие от евразийцев П. Н. Бицилли и Г. В. Флоровский справедливо отмечали "избирательность" евразийцев к трудам своих предшественников.
Другая сторона исторического аспекта "евразийства" заключается в том, что многоплановость и одновременно целостность его проблематики, уникальность методик и стиля исследования, которые современники образно называли "игрой высокого человеческого интеллекта", обусловили то обстоятельство, что самые авангардные методологии, ставшие основой современного исторического анализа, впервые были задействованы именно евразийцами. Они первыми разработали принципы таких научных дисциплин, как русская геополитика (П. Н. Савицкий), русская этнология (развитая их учеником Л. Н. Гумилевым), русская структурная лингвистика (Н. С. Трубецкой), русская социология (особенно, теория элит), т. е. тех наук, на основе которых базируются современные комплексные исторические исследования.
Внимание!!! Тезисы участников семинара являются интеллектуальной собственностью авторов. Цитирование и перепечатка возможна только с письменного разрешения автора.